Я не пишу уже тебе стихов,
стихи — гроза,
их молнии — зарницы,
их не сказать,
их можно лишь птенцом
тянуть из тьмы,
пока не станут птицей.
А дальше — вверх,
и ввысь,
и в тот зенит,
где рвется все,
где ты, мой мальчик, не был,
но я тревожно сдерживаю нить,
соединяющую мое тело с небом.
И я на ней, как будто на струне,
играю музыку свиданий и побывок,
затем, что дрожь, мой мальчик, тем крупней,
чем шире твоя юная улыбка —
та самая, когда ты так стоишь
и смотришь в тучи,
и по-детски ломок,
когда нисходит воздухом от крыш
в чужом краю
тепло родного дома.