Почему-то люблю я конец декабря. Потому ль, что родился зимой? Но не ради же ёлки, не праздника для: Новый год — это праздник не мой. Вся страна поедает салат оливье или в студень роняет чело, заглушая единую мысль в голове: типа прожили год, и чего? Я не жду от людей поворота к добру, невозможного, как ни крути. День рожденья я тоже не шибко люблю — если честно, ещё с тридцати. Не люблю, если кто-то смущает умы обещаньем нежданных щедрот, — а люблю переломную точку зимы под названием солнцеворот.

Почему-то мне нравится только зимой, отработавшей первую треть, в темноте возвращаться с работы домой и на жёлтые окна смотреть. Я люблю эту высшую точку зимы, эту краткость убогого дня, — но ведь живы же мы, выживаем же мы всей Отчизной, включая меня! Вообще-то — от истины прятаться грех — в этой средней родной полосе я всегда себя мыслю отдельно от всех (то ли я виноват, то ли все); но Земля — этот хитрый огромный магнит — на орбите сидит набекрень, и любого изгоя с народом роднит наш короткий ублюдочный день. Ни секунды не верю, что в новом году — будь он трижды раскрашен пестро — будет больше свободы, и слава труду, и любезные лица в метро; но таков уж закон этих средних широт, неизбежный, как дембель, как будущий год, как в июне отрубленный водопровод, а весной — пробуждённый медвед, — что случится обещанный солнцеворот и прибавится солнечный свет. Я с российской реальностью вроде знаком и поэтому, не обессудь, склонен верить в физический только закон и ещё в биологию чуть. И ещё я усвоил за несколько лет — объяснить не умею, боюсь: от того, что на миг прибавляется свет, изменяются запах и вкус.

И вот в эти как раз переломные семь или пять убывающих дней мне понятно, что лучше не станет совсем, а, пожалуй, что даже трудней. Ни надежд, ни покоя, ни воли вразнос, ни отмены запретов и виз, то есть «солнце на лето, зима на мороз» — наш не только природный девиз. Может, прелесть и кроется в этом одном, выделяющем день из трёхсот, предвкушенье того, что грядёт перелом, — но чудес никаких не несет. Я люблю это чувство — как учит Орфей, отрешившись от слёз и соплей. Как-то лучше, когда холодней и светлей: холодней, и трудней, и светлей.