Сударыня, ваш удивлённый взгляд…
напомнил мне начало девяностых,
когда мы сдуру потеряли Ленинград
и получили Собчаков и Новодворских.
Когда подняли в избиркомах гребешки:
— Долой совок! Да здравствует свобода! --
и партбилеты разорвали петушки,
а мы поверили и тявкнули: «Свобода… "
В тот час пришли хозяева земли,
заводов, фабрик, недр, электростанций,
купили нам свободу за рубли
под бурю нескончаемых оваций.
В конец освободившись от оков
из злата, алюминия и стали…
в правах восстановили «кулаков»,
и с тем колхозы сходу разогнали…
А Глас благоразумный сколько раз
мы обвиняли в ереси и смуте?!
— МЫ продаём Европе нефть и газ!
Он возражал по форме и по сути:
«ВЫ -- предали любимых и друзей,
вы разорвали родственные узы,
пропили честь, забыли матерей
и растоптали непорочность Музы…».
В глубинах образованной души
хрипел натужно голос неподкупный:
«Опомнись! Не беснуйся! Не греши!» --
но мы доход считали совокупный,
и дебит с кредитом сводили, как могли.
Долги детишкам, старикам и Богу
тем временем крепчали и росли,
прокладывая к Дьяволу дорогу…
Меня, конечно, можно упрекнуть
и уличить в отсутствии морали,
прикрикнуть: «Эй, людей не баламуть,
мы три войны случайно проиграли…».
Случайно погубили молодёжь
и стариков случайно обокрали,
случайно обнародовали ложь
и хлебом-солью недруга встречали.
Случайно всё: и кризис, и чума,
неурожай, угроза карантина,
совсем случайно кумова кума
купила дом в окрестностях Берлина.
Я — бывший комсомольский секретарь,
и мне известны нормы поведенья,
я также знаю, что когда-то «встарь»
казнили за такие совпаденья…
…
Свища полярным ветром у виска,
безродна, беспощадна и бездомна —
свобода… окаянная… жестка…
и в чистом виде крайне несъедобна.
Конечно, подсоли её трудом
и поперчи осмысленным законом,
отмой да посели в хороший дом
и сбрызни дорогим одеколоном,
прибавь тепла, пересади мозги
той доброй феи — золушкиной тётки…
Она ж тогда подохнет от тоски:
без крови, без наркотиков, без водки…
Ельцину -- «человеку и пароходу».
31.01.11. В Булатов
Черновик, оставленный без изменений.