Морали нет,
Есть только красота!
(Б. Савинков)
***
Я читаю в сортире бесподобного Гёте
И по пьяне штудирую великого Хармса,
В разговоре использую ёмкое «ёпта»,
Но далёк от плевков и подъездного рамса.
Не качаю штормами ржавую лодку,
Шлюпка в дырках что брошенный камень,
Канет в воду щеночком, как в царскую водку
Шлюха с рынка заблудшая в едком угаре,
Как в тумане над гладью кругами изрытой
Сбитой птицей турбиной в спирали излёта.
Все не тонет в болоте гнилое корыто,
Видно всё целиком состоит из помёта.
Без намёков, метафор, никаких аллегорий.
Харкну кровью из дёсен на отбеленный кафель.
Пестунам оккультизма и тео-теорий
По-славянски отвечу: идите-ка на хер.
Жизнь не сахер, не маффин /ну только по цвету/,
Жидковатое месиво а-ля болоньезе.
Не скули и не ной, не ворчи и не сетуй,
Перестань оставлять на запястьях порезы.
В жопу трезв, но бываю кристально набухан,
Что могу углядеть бесконечное в малом.
Под лопаткой как прыщ злоба гноем набухла,
Не дави на маня — не буди Минотавра.
Ты не веришь, но помни, придут за всё спросят,
И то будет не суд, а кровавая кара,
Перемелют в муку как ржаные колосья
И по осени сбросят в гребную канаву.
Чистим карму в расплату /грехов искупленье?/ -
Приступ рвоты с похмелья в расширенье сознанья.
Крепость брать за присест в боевом исступленье,
Наперёд понимая — тебя обезглавят.
И очнувшись в казарме без мозгов и без сердца,
Понимаешь порок — не пророк, а иуда.
С головы и до ног опоясанный венцем
Совершаешь забег по порочному кругу.
Память — дура, короткая. Время все сгладит,
Кроме впадин на лбу, в углах зенок морщинок.
Человек — не животное, где живёт там и гадит
И насрёт как в хлеву в лугах зева лощины.
На душе мрак и сырость — брызну в лужу бензина,
Дам парам надышаться, и огниво искрой
Плюнет, вздыбя эфиры: дымно, всполохи, взрывы,
Как бокал декаданса переросший в запой.
И пиит ныне злой, как портной матерится
И внутри весь пустой как разбитый сосуд.
Так умело на спицы нанизаны птицы,
Только строчки чуть кривы и фасон слишком груб,
А хорошее платье и уродине в пору,
В нем извещён и шов, и манер, и покрой.
Ночь накинула полог на мой проклятый город,
Туши голых бетонок обмотало чадрой.
Тускло смотрят глазницы из-под брови карниза,
Тополь век уж тенится и изрядно устал.
Брошу пост и семью что бы сдохнуть в Париже.
Ваш Талмуд — небылицы, Мир спасёт красота!