Я давно заметила, Бог суров,
За иконой прячет лицо свое,
Может, он уродлив и нездоров,
Может, он устал отвечать за все.
Он ужасно грустный, не любит крест,
На который молятся все вокруг,
Он бредет, воздев узловатый перст,
Но не выбрал, кто ему враг, кто друг.
У него нет дома, он — дом для душ.
Он всегда в пути и несет свой скарб,
Режет ноги наледь на ранах луж,
Он — заложник совести, вечный раб
Пустоты безвременья, догм, сухих,
Как шипенье лживых крамольных уст,
Что собой его искажают лик,
Он не помнит, звался ли Иисус.
Он не верит сказкам про светлый Рай,
Доверяя взору, а видит Ад,
Коим стал кровавый родимый край,
Где по чьей-то прихоти был распят
В назиданье алчущим до грехов,
Приносящих в жертву свой идеал.
Он давно не агнец, и он суров,
Потому что добрым он быть устал.
Он не держит мир под своим крылом,
Он бескрыл, и свиты крылатой нет.
Он похож на призрачный вечный дом,
Где потушен слабо мерцавший свет.