Изба была слабо освещена. В углу стояла прялка. За ней сидела невысокая женщина с темной тугой косой. Колесо прялки сухо и тихо постукивало, этот звук убаюкивал младенца в плетеной ивовой люльке, что была подвешена под потолком.
А где-то рядом сидели невидимые Мойры — богини судьбы. Они втроем пели свою песню и отматывали из клубка жизней нить для маленького, безмятежно спящего, человека.
За окном выл ветер. В небольшие окошки избы ничего не было видно. Только синие январские сумерки опускались на деревню. Дымчатый кот лежал на лавке на разноцветной дерюжке и по всему его поведению было видно — мороз крепчает. Женщина, Марья, оставила свою работу и присела на лавку, стоящую под люлькой. Она медленно качала колыбель и что-то страстно шептала, не отводя взгляда от красного угла, где горела маленькая лампадка. Сегодня ее первенцу и единственному ребенку исполнилось пол года. Женщина молила высшие силы о том, чтобы они послали ее сыну долгую жизнь. Марья очень боялась за своего первенца. В июле, через несколько дней после рождения Ванюши, возвращаясь из церкви с мужем Петром, повстречали старую цыганку. Она догнала Марью и, взяв под локоть, тихо сказала:"Береги дитя от воды." С этого дня женщина потеряла покой. Ночью она вставала, чтобы посмотреть — дышит ли Ванюша. Днем из дома старалась не отлучаться и то и дело подходила к люльке. Марья пообещала себе, что сделает все, чтобы пророчество не смогло сбыться.

Прошло двенадцать лет. Марья с Петром и сыном Иваном теперь жили на другой слободе, подальше от пруда. По воду Марья ходила сама, Ване не разрешала. Далеко от себя не отпускала и на каждую просьбу о том, чтобы пойти поиграть с ребятами, мальчик получал отказ.
Иван вырос умным спокойным ребенком. Молчаливый, он никогда не задавал ни матери, ни отцу вопросов о том, почему родители так самозабвенно ограждают его от окружающего мира. Иногда Марье казалось, что сын сам знает ответ на этот вопрос.
В тот июль сердце Марьи постоянно замирало. Оно предчувствовало беду, но не знало откуда она придет.
День выдался знойным. Солнце уже в зените, все вокруг гудело от стрекота кузнечиков. В воздухе повисло марево, казалось он колышется, как это бывает над пламенем костра.
В такую жару Ване очень хотелось поплескаться в воде. Хотелось этого и его единственному другу — собаке Чапе. Но она преданно лежала у ног мальчика, прикрыв глаза и не подбивала его на прогулку за ворота дома. Марья была занята ягодами во дворе. Иван украдкой подошел к ней и мать без слов поняла просьбу, застывшую в карих глазах. Ваня просил отпустить его на пруд, хотя бы посмотреть на воду, а не купаться. Сегодня ведь его именины! Марье было очень жаль сына. Она понимала, чего лишен ее мальчик в этой жизни. Собрав все силы, ответила отказом, но пообещала, что завтра они все вместе с самого утра пойдут на пруд. Иван разочарованно побрел прочь, держа в руках тонкую ветку и чертя ей на песчаной сухой земле какие-то неведомые знаки. Мальчику и собаке предстояло провести остаток дня у покосившегося старого сарая, в тени его крыши. Они там часто любили сидеть и мечтать: Ваня о лугах и реках, что он когда-то увидит, а Чапа… у нее, наверное, были свои мечты.

Перебирая ягоды, Марья размышляла о том, что завтра они с Петром обязательно поведут сына купаться. Не отойдут ни на шаг и тогда ничего дурного не случится, беда пройдет мимо. Размышления женщины прервал вой Чапы, доносившийся из-за старого сарая. Прибежав туда, Марья увидела, что ее мальчик лежит без дыхания. Обнимая большой, поросший мхом, камень, закрывавший оголовок старого высохшего колодца.