Пахло водкой и потом, ладони по бедрам ползали,
кто-то в окна кричал: «до чего хорошо быть взрослыми!»,
в этой пьяной и пошлой одури были зачаты
обреченно злые, дьявольские зайчата.
И не падал свет им на лица, ни луча, ни отблеска,
их баюкало сигаретное душное облако,
колыбельную пел им пол, сапогами сдавленный,
в колыбель им роняли рюмки и куски говядины.
Они вверх тянулись еще мягким пушистым темечком,
неприкрытой своей душой, родничком младенческим,
да родник тот быстро и страшно ряской затягивался,
кто-то рясой тряс, кто-то мерил в бутылке градусы.
Но никто не видел, что глаза у зайчат прорезались,
прослезились и стали старыми вдруг и трезвыми,
что стояли они, смотрели на мрак и падаль,
что не падал свет им на лица, не падал, не падал…