капал закат, умирали улицы, над мостовой разлагался вечер. не сжимать пальцы и не сутулиться… тело ломало от новой встречи. спину держать, и шагать без трепета, и улыбаться ему без дрожи. сердце безумное рвало лепетом: ласковый, светлый, родной, хороший…
на каблуках и в вечернем платьице — глупая, ну и куда бежала?
врезал под дых: «извини», попятился, взгляд заметался — тупое жало. губы скривил — он умеет, — сгорбился, как светофор, запылали уши. взял — и ушёл. и пускай. и чёрт бы с ним, будут красивее, будут лучше!.. бросилась кровь в щёки краской алою, заголосил в подреберье ветер.
я обнимаю тебя, усталую, крепче и яростней всех на свете. я обнимаю рукой бумажною, глупыми строчками глажу плечи. плачь, позабытая, плачь, неважная. плачь, моя девочка.
станет легче.
будешь потом вспоминать и морщиться, будешь потом вспоминать с досадой. память — старательная уборщица — выметет боль, как листву из сада, вычистит пыль, подотрёт все лужицы, душу подточит, схватив рубанок. сердце, ожив, вновь не будет слушаться — и заколотится барабаном, и расползётся по рёбрам кашицей, и подберёт ключ к закрытой двери.
пусть тебе всё безнадёжным кажется, стоит идти.
и стучать.
и верить.