Вы мне шептали что-то о любви,
Дыханьем сбитым странствуя по телу…
Я возражала. Громко. Только Вы Услышать «нет», увы, не захотели.

Вы целовали жадно. Горячо.
Губами утверждая доступ к телу,
И ткань сползала, обнажив плечо…
Но Вы чего-то бОльшего хотели.

Неяркий свет, ковер и зеркала.
Явь смазана. Мир тонет, как в пучине…
Да, я сопротивлялась, как могла!
Вы — настояли. Истинный мужчина.

У Ноября холодный серый взгляд и длинные пушистые ресницы.
И на камзоле бархатном горят тяжелой нитью вышитые листья.
Он хмурится — и дождь наотмашь бьет по спинам и плечам раздетых кленов,
И застывает в лужах первый лед серебряною хрупкою каймою.
Он сердится — и ветер воет зло, холодным лезвием касаясь лиц прохожих,
И застывает в лужах серебро, и ночь под ветром застывает тоже…
Свинец небес мешая с чернотой идет Ноябрь, суровый и надменный.
И сыплет снег, внезапный и густой, в моей карманной маленькой вселенной…

Без души тело — тверже камня, а с душою — пластичней глины, можешь вылепить все, что хочешь. Торопись, или я — застыну.
Я еще не холодный мрамор, и движеньям твоим послушна, принимаю любую форму. Можешь вылепить все, что нужно.
Круг гончарный — основа мира. А у Бога — твои ладони. Без души тело — только камень. Я жива — пока ты со мною…
Что-то сердце частит часами, каждый вдох мне дается с боем. Это глупое состояние — не уже ли — зовут любовью?