В этом городе можно, как сахар в стакане,
Раствориться по осени чайного тона.
Здесь маршруты поделены кем-то заранее,
И всегда неверны номера телефонов,
Здесь идут, как во сне, поезда мимо станций,
Здесь ступени круты, и пороги не ниже.
Но под утро, когда начинает казаться,
Что, возможно, крылатые только и выживут,
Беспристрастно косящие с крыш и карнизов
На в сомненьях погрязших, делами обвитых…
Где-то хлопает дверь в тишине, словно вызов,
И выходит, поправив застиранный свитер,
Дворник — старый солдат, отставной и недужный.
Мерно шаркает ритм помелом по аллее,
Тот, кому ни химер, ни пророчеств не нужно,
Были б улицы чище, да окна светлее.
— «Вы волшебник, — шучу ль, — Александр Степаныч! —
И становится так за себя неудобно:
Сколько битых надежд здесь насыпали за ночь… —
Дайте, я помогу!».
Он прищурится: «Добре…»