Не в селе, не в городе,
Тем более не в Вологде,
А в одном месте
Километров за двести
Жил да был добрый молодец,
Брил усы и бороду,
Голову держал в холоде,
А ноги в тепле,
Что пепел в золе,
Не знаю — на кой,
Как холодильник какой
Вроде «Оки», «Бирюсы».
(Может, были б усы,
И ходил бы до дам,
Мол, сам с усам,
Или жил бы семьёй)
В общем, звали его Ильёй.
А надо сказать, что в тех местах
Далеко не каждый мастак
До девок и баб,
Не то, чтобы слаб,
А просто так.
То ли аденома,
То ли не все дома,
То ли крови мало для вен,
То ли попался не тот ген.
Ругаются бабы — с мужиками-то худо,
Их дети рождаются неизвестно откуда,
То есть, известно
Из какого места,
Ан, ни дорожки ни следа,
Как это они туда.
Поворчат бабы, поворчат,
Да сызнова по врачам
С мужиками вместе
Плюс целуют крестик.
Но помощи в итоге
Что от доктора, что от бога —
Немного:
Один посмотрит — все части в сборе,
Ни прыщика, ни царапины — пройдёт, мол, вскоре,
Другой — с портретов, печальный на вид —
Вообще, молчит.
Сойдутся женщины снова вместе,
Жалуются — ну, хоть бы какой-то пестик
Нашёлся, чтоб в ступке чего истолочь,
Пускай бы не каждую ночь
И не столь увесист,
А хоть раз в месяц.
Постоят, погорюют себе — и всё,
А всё-таки кто-то, глядишь, понесёт.
«Эй, Маня, откуда оно, почему?»
«Да сама не пойму»
Вот так вот себе и живёт народ,
И не месяц-два, а круглый год
В работе и праздно
Без всякого оргазма,
Без ада, без рая,
Рождаются, помирают,
Как комары да мухи —
Скорее от скуки.
А что мужики —
Штаны-пиджаки?
Да ничего — работящие,
Непьющие, некурящие,
Естественно — негулящие.
Сеют себе да пашут,
Что ни дом, то полная чаша.
У всех до одного:
Руки — во!
Ноги — во!
А больше ничего.
Любит жену, лелеет,
Целует то в грудь, то в шею
Её.
И всё.
О чём, бишь, я?
Ах да, Илья
Наш тоже — хоть на вид и лихой,
А для этого дела — никакой.
Ходит Илья хмурый,
Почитывает литературу
Про то чуть не всю подряд, но —
Хоть вроде бы всё понятно —
А на деле-то срам и стыд
Один висит.
Но не отчаивается — упорный —
То «Плейбой», то порно
От корки до корки, от сих до сих,
Но толку от них
Один пшик.
Думал Илья
Три месяца и три дня
(я ж говорил — упёртый!)
А на четвёртый
Собрал манатки,
Побрился гладко,
Дом на засов,
Да и был таков.
Коротко ли долго,
А дошёл до Волги,
Свернул направо,
Прошёл дубравой,
Потом лесок,
Потом мосток,
Потом ещё чуток.
Наконец-то — неужто? —
Вот она опушка,
Избушка,
Старушка…
Эх, где же кружка?!
А избушка-то в два этажа,
Правда, без гаража
И далеко от трассы,
Но с мансардой, с террасой,
На куриных ножках,
А те — в сапожках:
Блестит низ дома
Почище хрома,
И окна при этом
Из стеклопакетов.
И старушка — однако! —
Хоть возраст бальзаков —
Годков в сорок пять —
А выглядит, так сказать,
На все пять
Плюс одежда на ять,
Включая бантик
И колготки «леванте».
«Ну, что, милок,
Садись за чаёк
И после — в баньку,
А наутро встань-ка,
Причешись глаже
Да всё и расскажешь»
«Что думать зря?» —
Решил Илья
С уставшим телом
Да так и сделал.
Встаёт чуть свет,
А бабы-то нет.
Вот те на! —
Где же она?
Никого в доме
Себя самого кроме —
Вон, в зеркале приличный на вид —
Причёсан, умыт, побрит,
Разве что не сыт.
«Не мужик, что ли?» —
Слазал в подполье
(Огурцы бы с капустой —
И сыт, хоть не густо)
Ан — пусто,
То бишь — дуля.
Где же бабуля?
Посидел на стуле,
Побродил неходко,
Но голод не тётка.
Полез на чердак,
А туда никак —
На дверях замок.
Прислушался чуток —
Что такое? —
Вроде бы кто-то ноет,
Не то скулит, не то плачет.
Ну, как иначе —
Наддал плечом,
И замок нипочём.
Поднялся — а там темно,
Маленькое совсем окно.
Попривык к свету —
Никого нету.
Нет, есть — в самом уголочке
Чуть больше точки,
Почти что и не виднО —
ОНО.
Какая-то крошка
И хнычет немножко.
Илюшка к нему: «Кто такой?»
«Грех я. Мужской»
Герой наш даже сробел:
«Ни хрена себе!
Двадцать лет не сидел сиднем,
А грехов не видел!»
Промелькнуло, правда, на миг:
«А грех-то невелик!»
Опять к нему — что, мол, сюда привело —
Нужда, бабуля или какое-нибудь НЛО?
«По порядку давай, не спеши —
Снимай-ка грехи с души!
Да ты успокойся, не плачь,
Я тебе не судья, не палач,
А в избушке этой случайный гость.
И кто это тебя на гвоздь
К полу прибил и запер на ключ?
Вываливай всё, не мучь!»
А сам думает: «Что я — мальчик?
Буду держаться от греха подальше»
«Был я, — рассказывать начал грех —
Самым меньшим грехом из всех —
Слабеньким, робким, больным и так дале —
Вот меня все и обижали —
Остальные грехи: жадность, гордыня,
Злость, например. Но в помине
Не было к ним у меня злости.
Потом бабка эта пришла в гости
И забрала меня к себе —
Такой вот поворот в судьбе.
Прибила на гвоздик и раз в неделю
Использует в своих корыстных целях.
Уж который год мучаюсь с нею…»
«Врёт и не краснеет», —
Мыслит про себя Илюша.
«Придумай чего получше —
Ведь вроде не пьяный,
А то уши вянут»
«Не хочешь — не верь,
А придёт бабка теперь
Да использует и тебя.
Берегись, Илья!
Уж сделала бы и утром,
Но кончились продукты.
С минуты на минуту карга стара
Придёт с базара.
Именно от неё
Узнал я и имя твоё.
Она же от чего так гладкА? —
От мужика!
Как кого измочалит,
Так неделю не знает печали.
От роду ей тыща лет с гаком,
И ты для неё кусочек лаком.
Бери меня, парнёк,
Да давай наутёк.
Помочь берусь я,
Чтоб не поймала бабуся»
Не человеку, не зверю,
А на грех Илья поверил.
Минуту погодя,
Сорвал грех с гвоздя,
В карман его — ну-ка! —
И ноги в руки.
Сперва мосточек,
Потом лесочек,
Ещё недолго,
А вот и Волга.
Ан, слышит сзади —
Как на параде:
И шум, и грохот,
И конский топот.
И запах скверный.
Бабуля, верно.
Пропал бы Илья сам,
Но с грехом пополам
(тот малый хваткий)
Ушёл от бабки.
… Еле-еле, как опара-тесто,
Дошли с грехом до родного места.
Дома Илья сунул руку в карман —
Ан, нет ничего там.
Зато, как глянул на баб и девок,
Так сразу понял, что с ними делать.
Да и прочие мужички в округе
Уединяются то с одной, то с другой подругой.
…Детишки пошли румяные русопятые,
На Илюшку похожи не третьи, так пятые.
И жизнь посветлела, не как в пещере.
Пить, правда, стали, но покуда в меру.