Сорок лет — это, видите ли, критический возраст; ты уже не молод; примечаешь, что будущее уже не общее, а всего лишь твоё собственное. Тебе приходится доводить до конца свою жизнь — жизнь, которую уже обогнал мировой поток. Над горизонтом взошло новое — новое, отрицающее тебя, не имея возможности отрицать, что было бы иным, если бы тебя не было.

Врагом Германии в самом духовном, самом инстинктивном, самом ядовитом, самом смертоносном смысле стал «пацифист», «праведник», «республиканец».

…сыплет оскорблениями, оставляя всю нравственность за собой…

…демократия, сама политика — яд для немецкого естества и ему чужды, если сомневаюсь в призвании Германии к политике или его отрицаю, то не из смехотворного (как субъективно, так и объективно) намерения отравить волю моего народа к реальности и пошатнуть веру в правомочность его мировых притязаний. Заявляю: я глубоко убеждён в том, что немецкий народ никогда не сможет полюбить политическую демократию, по той простой причине, что не может любить самоё политику; что пресловутое «патерналистское гос…
… показать весь текст …

Формулировки Достоевского, касающиеся германского естества, исконной германской особости, Вечной Немецкости, в самом деле полностью раскрывают, объясняют немецкое одиночество между Востоком и Западом, мировое неприличие Германии, антипатию, ненависть, которые ей приходится нести и от которых приходится обороняться, — с изумлением и болью от этой ненависти мира, который она не понимает…

… невероятную отвагу Германии в отношениях с плотно обступившим её миром, с римским Западом, который сегодня п…
… показать весь текст …

…оказывается, что мы совершенно напрасно увидели врагов в охваченных внутренним движеньем соседних народах (милых, прекрасных!). Не измывательство ли? Это мы увидели врага? Мы то как раз толком его не разглядели! В своей добродушной аполитичной человечности мы всё грезили, что возможны «понимание», дружба, мир, добрососедство, мы и помыслить не могли, лишь с началом войны с ужасом и содроганием поняли, как они нас (а не мы их!) все это время ненавидели, и не столько из-за экономической мощи, а политически, и куда ядовитее. Мы и думать не думали, что под покровом мирных международных сношений в безбрежном мире своё проклятое дело делала ненависть, неистребимая смертельная ненависть политической демократии, масонско республиканского ритора буржуа образца 1789 года, ненависть к нам, к нашему государственному устройству, нашему духовному милитаризму, к духу порядка, авторитета и долга…