Я все же полагаюсь на время, хоть и говорят, что оно ни черта не лечит. Нет, лечит. Медленно, но все равно лечит. И лечит по-своему. К примеру, посылает нам навстречу людей, которые на какой-то срок становятся нашим лекарством. Или отдаляет нас от тех мест, где на каждой улице, в каждом переулке воспоминания непрестанно показывают нам документальное кино.

Доброта — категория, определяемая душой человека, его добровольным выбором. Лиши его такого выбора, и он перестанет быть человеком…

Годы не мудрецов делают, а лишь старцев — поэтому не хвастайтесь

Я против насилия. Потому что, когда кажется, что зло делает добро, это добро ненадолго. А зло остается навечно.

Нам ведь только запрети что-нибудь — книгу, фильм или парад геев — так сразу начнут протестовать. Причем именно те, кто ни к книге, ни к фильму, ни к параду геев не имеет решительно никакого отношения.

Мне были достаточно хорошо известны нравы в Сети, где спрятавшиеся за своими никами люди, а точнее юзеры, не стесняются обнажать самое дурное, что есть на дне души. Они не могут допустить, чтобы кто-то оказался лучше и чище их и по возможности гадят везде, где встречают истинные чувства.

Если б умение пользоваться опытом и делать выводы помогало, все давно бы забыли, что такое война. Но тех, кто жаждет войны, никогда не сдерживали и не сдержат ни опыт, ни аналогии.

Маленькая вялотекущая война на границе полезна любой Империи — она не дает застояться крови, развивает патриотизм. Да и управлять государством, находящимся в состоянии войны, намного проще, благо о таких мелочах, как, скажем, свобода слова или так называемые права человека, можно, при необходимости, забыть.

Прежде Россия славилась пушниной, лесом и бабами. Теперь бабы стали деловые, волевые. Прежде, когда становилось постыло, все могла заменить одна женщина. Теперь эту одну найти невозможно. Может быть, потому, что глаз пригляделся, чувства притупились, бдительность ослабла. Если мелькнет такая, ты ее и не заметишь.

Не могу напиться с неприятными людьми. Сколько ни пью — не напиваюсь. Они уже напились — а я никак. И чем больше пью, тем больше их понимаю. И чем больше понимаю, тем противней. Никогда не пейте с неприятными людьми.

Хамы немного похожи на наваждения: если не уделять им внимания, они быстро тускнеют, а иногда даже исчезают — по крайней мере, из твоей жизни…

Еще один день рождения. В детстве поздравляли старшие, и твоя жизнь становилась для тебя значительной, праздничной… Старших нет. А поздравления младших не поднимают тебя, как прежде, в собственных глазах…

Каждый день надо проживать так, как будто это последний твой день. Но тогда на работу вообще никто ходить не станет. Кому охота так скучно провести свой последний день?

Ты еще ребенок, который ищет как стать мужчиной. Когда же ты станешь мужчиной, то будешь тщетно искать ребенка, каким ты был когда-то.

Как же, оказывается, просто прослыть монахом — достаточно не докладывать интимные подробности своей жизни всем желающим послушать.

Страдание — это еще не заслуга. Овца, которая покорно отдает себя на съедение, лишь помогает волкам установить волчий порядок.

До нее в этих местах никто отродясь не видел женщину-пасечницу. Она любила всем рассказывать, что женщины — лучшие пчеловоды, потому что у них есть особый дар любить существа, которые жалят. «Это выработалось годами любви к детям и мужьям», говорила она.

Кто в сорок лет не пессимист, а в пятьдесят не мизантроп, тот, может быть, и сердцем чист, но идиотом ляжет в гроб.

Но в том и проблема с любовью — она воздействует на тебя, сопротивляется твоим попыткам контролировать происходящее… Это чувство не подчиняется никаким законам, кроме собственных.

Когда говорят, что я не люблю людей, мне это непонятно. Я не кошка или Господь Бог, чтобы любить людей вообще. Чтобы так их любить, надо быть либо сверху, либо снизу, а я — рядом.