Её утренний кофе превратился в ритуал.
Аниела поднимается с кровати, мелет зёрна и засыпает в джезву, добавляет немного корицы и тростникового сахара, заливает водой и заваривает. Приоткрывает окно, садится на широком подоконнике и смотрит в сад, затем берёт книгу и читает. Солнце поднимается над городом. Она любит эти утренние мгновения. Тогда она совершенно точно знает, что кто-то думает о ней. И что Ему не безразлично её волнение. Аниела шёпотом рассказывает Ему, как это, когда соскучилась.
А Он?
Он вытирает её слезы солнечными лучами и, кажется, улыбается.
P. S.
А кошка?
Кошка довольно мяукнула и устроилась рядом на подоконнике.
Наблюдает за трогательной и доброй сценой «не-из-кино», время от времени пытаясь поймать лапой кружочки ароматного пара, разлетавшихся кухней от любимой чашки с кофе её хозяйки…

Первыми нежными лепестками цветов, пением птиц, обновлёнными листьями на деревьях, дождём, ярким солнцем, новыми встречами и безупречными фотографиями…
Идёт весна!
Волнует голубовато-нежными взглядом, манит, и с шармом перемен, освобождает от лишних мыслей, курток, палантинов и пальто!)

Армида — ты божественна, как ангел.
И тело превосходное твоё,
как тело грациозного мустанга
так движется свободно и легко.
Глаза, как лабиринт наполнен тайной,
волос сиянье, кожи белый цвет,
нагая грудь и палантин янтарный
тревожит у окна слепой рассвет.
Никак я не забуду свежий кофе,
который приносила поутру.
Манящий, утончённый женский профиль,
пьянящий аромат и наготу…
Сплотились вместе альфа и омега.
Волос твоих я фимиам вдыхал.
… показать весь текст …

Твоё время бежит без возврата, как сквозь пальцы песок, неизвестно, сколько там осталось в ладонях! Ты стараешься, сжимаешь ладони… А Жизнь даёт важный тебе урок: цени своё время, цени твоё сегодня!

— Что такое счастье, — спрашиваю у бабушки.
—  Счастье — это быть нужной людям, семье, Богу и себе, — коротко она отвечает.
— Я это знаю. А ты счастлива? — продолжаю…
— Да. Я счастлива. Так как всё это у меня есть, — отвечает бабушка.

Человеку нужен человек! А потом брат, друг, муж, жена. Человеку нужен человек! Как понять, что это твой человек? Вы узнаете друг друга по взгляду. Как будто ты уже видел эти глаза во сне и снах. Или может быть в других жизнях. Истина взгляда не обманывает, она пробивается сквозь сумрак веков и пустоту пространства. Взгляды познаются и сливаются. А вы сливаетесь, как две капли. И сияют друг для друга, как кристаллы. Потому что это родные взгляды, и у них чистые, ясные мысли. Даже Бог просыпается, когда Человек находит Человека.

Ущербность.
Возможно это плата за ценный
жизненный опыт или
за бесценный, неоценённый.

Морализаторство губительно и вредно, и, кроме того, от него порой начинает тошнить…

Красивая беременная женщина в чёрном вечернем платье проходит между столиками в кафе, осторожно прикрывая живот руками. Аниела провожает её взглядом и удивляется, что эта Женщина такая красивая.

Она думает о том, что Женщина, как минимум, всегда иначе относятся к своему телу, чем мужчина…

Аниела замечает, как много одиноких людей на улицах… Одинокие перестают говорить, если им не хватает силы воли разговаривать с собой. Они уходят в себя, удаляются от человеческого мира, и речь уходит от них, потому что они больше не нуждаются в общении. И уже ничего не знают о себе, кроме того, что чувствуют себя живой плотью. Вот ноги, руки, пальцы на ногах и руках… Своих лиц они не видят, потому что у них нет дома и нет зеркал.

Они не заглядывают в блестящие витрины магазинов, чтобы увидеть своё отражение, потому что оно совсем их не интересует. И они забывают, что имеют лицо и забывают, что именно по лицу их узнают другие люди. А не по рукам, не по пальцам на ногах и руках, не по ботинкам с оторванной подошвой. Однажды они остаются без лиц, и их имена отклеиваются от них, как плохо приклеенные марки на конвертах.

Жаль, что мы, когда ходим по улицам, не здороваемся с бездомными…

Пройдет много лет, и она будет рассматривать фотографии своей юности, и не будет знать, какая она настоящая: то ли та, что была тогда, или та, которая сейчас. Странно — сколько можно так меняться, и зачем, потому что в ней ещё так много всего осталось от девочки, бегавшей босиком по лужам. Девочки, собиравшей полные пригоршни цветков вишни, которые потом высыпала себе на голову, воображая себя невестой. В том далёком детстве каталась зайцем в автобусах, не думая о том, что это нехорошо, потому что это просто было смешно, каталась в метро, выходя на каждой станции, потому что ей хотелось побывать на каждой…

И теперь, кажется, так мало изменилось, и она до сих пор не знает, что такое жизненная мудрость и как это быть мудрой. И когда думает об этом, замолкает…

Дверь открывается и закрывается. А когда за дверью никого нет, тогда начинаешь ждать дорогих гостей.

Аниела вспоминает картину о распятии с псом художника Крейги Эйтчисона… Думает, что это было тогда, когда уже все от Христа ушли, устали, и ночь была холодная. Он остался один, и сначала ему было очень тяжело, но потом к нему пришел пёс и лёг под крестом, и тогда ему стало немного легче…

Она записывает свои мысли. Включает компьютер и садится за стол, у её ног ложится пёс. И больше никого рядом нет. У неё в гостях пёс, он сам захотел прийти к ней в гости.

Наверное, так оно и бывает, что когда не остаётся уже никого и ничего, тогда приходит пёс.
И человек радуется, когда придёт хотя бы пёс.

Автобиография, как жанр, всегда пугал Аниелу больше всего. Она помнит, как в школе принуждали писать автобиографии. И уже после слов: «Я такая родилась…» становилось тошно и дальше писать было страшно, потому что всё написанное сразу перестало быть настоящим. Ибо её биография началась иначе, и никогда неизвестно, какие именно события нужно туда вписывать. Все или только наиболее значимые…, а таких событий много.
Если бы она должна была писать автобиографию, она бы начала с того, что не помнит тот день, когда родилась, но говорят, что он был тёплый.
Впервые в жизни Аниела влюбилась в книги — надолго! Второй раз влюбилась в шесть лет — то есть очень поздно… в голубоглазого хорватского мальчика, поэтому она считает себя лишенной национальных предубеждений с раннего детства.

Потом…
Она влюблялась ещё и ещё в разных людей, но не знает, научилась ли любить…

Мудрость Элегантного возраста формирует способность всё в жизни комфортно воспринимать. Это и есть Свобода.

Совершенно невероятно, когда рядом с тобой кто-то любит тебя так, как ты хочешь, чтобы тебя любили. Ты желаешь, чтобы другой человек, столь же уязвимый, как ты, видел своё отражение в тебе и доверял тебе как самому себе. Мы все со своими страхами, травмами, мечтами, амбициями и другой Вселенной. Поэтому настоящее Чудо — быть Любимым за то, кто Ты. Это удивительно! Как только ты узнаешь об этом, ты должен/должна беречь это чувство.
И быть благодарным/благодарной за это.
Здесь и сегодня.
Каждый день!

Впервые я поняла это в Кракове, а потом озарение ко мне пришло в Роттердаме и я с ним не расстаюсь.
В четвертой книге «Метаморфоз», Овидий пишет: «День угасал. Наступала пора, которую нельзя назвать: тьмы ещё не было, но и света уже как будто не стало, — поникший день с робкой ночью минутное соседство». Что хотел сказать поэт? Только то, что иногда можно уловить неуловимое. Например, тот короткий момент, когда день плавно кутается в одеяло и становится ночью. Есть люди, которые могут увидеть ми…
… показать весь текст …

В одежде
Какой теперь толк?.. -
Нагой, я роднее
Волнам. -
Как ласков
Хрустальный поток,
Несущий к Твоим
Рукам…

И я закрываю глаза,
И больше не помню
О прожитом.
В воде —
Нет дороги назад,
… показать весь текст …

18+
Вечер тонет в волнах моря, ночь божественно светла,
Тихо тает за горами ярко-красная заря,
Нежность сладко растворилась белоснежною каймой,
Аромат магнолий милых и жасмина сбил нас с ног.

Мы упали и пропали, задыхаясь от Любви,
Пальцы нежно пробежали по изгибам всех долин,
Россыпь света, россыпь красок, губ пылающих янтарь,
Дрожь по телу… и дыханье… словно нас поймал корсар.

Невозможно нас разнять, невозможно чары снять,
Пульс клокочет, чувства в трансе, нет в эротике баланса,
Губ стыдливых притяженье, невозможное сраженье,
… показать весь текст …

Пьета напоминает образ Мадонны с младенцем. Только вместо младенца — мёртвое тело взрослого мужчины. Хотя тело Христово совсем не кажется мёртвым — он просто спит, потому что губы у него немного раскрыты. А на лице нет ни страдания, ни мёртвого оцепенения. Просто сон. И Мария тоже не страдает. Она просто смотрит на Христа со cпокойной любовью. И даже если эта любовь печальна — всё равно покоя в ней больше. От этого покоя мне становится временем так же спокойно, а порой жутко.

Насколько это всё далеко от меня, от нас. Такое спокойствие, на которое мы неспособны. А может это оцепенение…