Мы часто на третьей «паре» сбегали в пустые скверы
в пульсирующем разгаре конфетно-букетной эры.
Те дни не плодили копий, в них златом сияли клады
и, словно в калейдоскопе, мерцали слова и взгляды.

Обитель трамвайных хамов вбивала нас в грунт по шляпку.
Михайлов-Петров-Харламов всех рвали, как Тузик — тряпку,
чугун выплавляла домна, генсек был почти безумен,
и в космосе, словно дома, селились Попов и Рюмин.

Но всё это было где-то, в каких-то иных вселенных;
а мы — предвкушали лето, и счастье в…
… показать весь текст …

Став благообразным, чинным, как епископ,
прошлое уходит, видится нечётко…
Чистовик недлинен, черновик исчёркан.
То кольнёт под сердце, то в район мениска:
человек эпохи развитого диско.

Он пока немного грациозней краба,
может улыбаться, боли убаюкав,
ощущать блаженство и цветов, и звуков.
Во дворе качели мастерит для внуков
человек эпохи «Бони М» и «АББА».

Шмель нектар вкушает, летний воздух замер
чутким дирижером пред концертным залом…
… показать весь текст …

В феврале всем законам назло поднимается радуга,
разноцветной дорожкой вставая пред нами, зеваками,
и её с безмятежностью дев на портретах у Кранаха,
никуда не спеша, оккупируют кошки с собаками.

Там застывшее время. Ни бренности нет там, ни древности,
никакой суеты, никаких непредвиденных сложностей,
а туземное общество — общество разных потребностей
и — завидуйте этому! — общество равных возможностей.

И фланируют рядышком бабушки, папы и правнуки,
в благодушной компашке не сыщется Авеля с Каином…
— Ну, не плачь… — слышу я от зверюшки на радуге, —
Мне самой ни за что не найти уже лучше хозяина.

Что нам, январь, твой ледяной улов,
и свет звезды, в холодном небе тающий,
на фоне наших, самых важных слов,
которые не сказаны пока ещё?
И что с того, что ночи дольше дней
и тучи собираются на вече?
Почти всегда январского сильней
сердечное.
Живое.
Человечье.

Я зависим. Без строчки — ни дня.
Мне Кирилл и Мефодий — родня.
И слова вырастают в мотивы,
порожденья шальной головы.
Только время уходит, увы…
Новый вдох обнуляет активы.
Не уверен, заметил ли Бог:
я не делал того, что не мог
(что, вообще говоря, не заслуга),
хоть, наличный используя рост,
я мечтал дотянуться до звёзд,
но и с ростом, и с силами туго.
Говорит мне желтеющий клён,
что дороги мои — под уклон,
… показать весь текст …

Осень пестует воду в ступе
потемневших воздушных ям.
Дождь, начавшись, прицельно лупит
по нахохленным воробьям.
По законам, угодным Богу,
и надеясь на «даждь нам днесь»,
воробьи улететь не могут.
Воробьи остаются здесь.
Не сыграешь в принцесс и принцев
и не выйдешь из зон боёв.
Выживание — общий принцип
человеков и воробьёв,
Ведь Создатель и тех, и этих
общей нитью в иглу продел.
… показать весь текст …

Неизменно довольны собой,
доклевав витаминные крохи,
над землёю парили гурьбой
птицы доинтернетной эпохи.
Обходясь без мадридов и ницц,
пролетал торопливо, как росчерк,
вдоль периметра наших границ
стратегический бомбардировщик.
Жизнь опять хоронила мечту —
каждодневно, привычно, устало.
И генсек с манной кашей во рту
нёс пургу, как генсекам пристало.
В сонном царстве вранья и тоски
с каждым днём тяжелели вериги…
… показать весь текст …

В краях, пропахших никотином,
опасных, яко тать в нощи,
сроднясь с терпением рутинным —
уже друг друга не найти нам,
сколь ни ищи, сколь ни ищи.
Там в октябре темно и мокро,
и листьев выцветшая охра
упала на озябший сквер…
Машина времени заглохла.
Заглохла, как СССР.

Слагало счастье пасторали,
взрывало пульс, мешая спать.
Летела жизнь, как авторалли…
… показать весь текст …

Не надо ни плача, ни крика. Остался невзятым редут.
И наши часы — посмотри-ка! — давно никуда не идут.
Настала финита и баста, запрет на вращенье планет.
Сюда б романиста-фантаста: мы — есть, только времени нет.

И в воздухе — прежняя нота, дыханье всё той же зимы…
Нам будто бы выдана квота, которую выбрали мы
взахлёб, до сухого остатка, до вязких несказанных фраз.
И времени мертвая хватка теперь не смертельна для нас.

Ни взлёта для нас, ни паденья. Нас держит холодное дно.
Ниспослан нам дар наблюденья, и большего нам не дано.
Здесь звуки случайны и глухи, как шорох листвы сентября…
Мы мухи. Безвредные мухи
… показать весь текст …

Живи я хоть в фавелах, хоть в палаццо,
судьбу стократ поставив на весы —
мне, господа, не хочется стреляться
среди берёзок средней полосы.
Не надо мне желаний этих гойских!
Стреляться не хочу — увы и ах! -
ни в устье Рейна, ни в степях монгольских,
ни в Каракумах, ни в полярных льдах.
О всяком потрындеть в сети не прочь мы,
включая огнестрелы. Но пока
мне ближе пацифизма дух цветочный
и песня «Не стреляй!» у Шевчука.
Ручонка дрогнет; струсишь, как опоссум —
и будешь инвалид остаток дней.
… показать весь текст …

Лето вдаль уплывает на траченном ржавчиной судне.
Для одних — слишком рано, другим же — хватило с лихвой.
Небо тёмным набрякло. Четыре часа пополудни.
И дождинки нечастые цокают по мостовой.

Грозовое предчувствие, без никакого резона
появившись на миг, тихой тенью ушло в пустоту.
Впереди межсезонье — граница, транзитная зона,
накопитель в большом и безумном аэропорту.

До чего же безветренно в городе влажном и хмуром,
где престиж и успех почитаемы, словно тотем!
В дни, подобные этим, уместны Дассен с Азнавуром.
Про себя напевая, бредешь, наблюдая за тем,
… показать весь текст …

Мы ещё покуда не забросили
глупые надежды на полати.
Остается пять минут до осени
на дневном слепящем циферблате.

Как преступно день торчать за «Деллами»!
Ну, за что, за что нам эта кара?!
Самолёты росчерками белыми
мажут небо кремом для загара.

Каждый новый день, кипящей Этною
над востоком появляясь низко,
начинает первенство планетное
по метанью солнечного диска.
… показать весь текст …

Тезис о парадоксах времени

«Все постарели, особенно девочки»
М. Жванецкий

С тех давних пор осели тонны пыли
в кругу пустой житейской кутерьмы.
О, девушки! Я точно помню: были
когда-то и ровесниками мы.
Мы вроде б озарялись тем же светом,
вдыхали пряный запах свежих трав…
Но время относительно. И в этом
старик Эйнштейн был несомненно прав.
Что с вами приключилось, Аня, Зоя,
… показать весь текст …

Жизнь вполне удалась: в шоколаде, в парче,
с покупными местами в ковчеге у Ноя…
Но в твоём тихом омуте водится Че,
в чьих чугунных зрачках — торжество паранойи.

Ты о нём ничегошеньки раньше не знал;
боковые дорожки не стоили мессы…
Че поёт, не фальшивя, «Иррационал»,
и ему подпевают незримые бесы.

Ну, а бесам вдогон подпевает душа
и дрожит в унисон, словно рыбка на леске…
До чего же мелодия та хороша! -
отдыхай, Исаак (и Максим) Дунаевский.
… показать весь текст …

С упорством непреклонным и ослиным
по тропкам непризнания скользя,
учёные во все века несли нам
свет знаний, без которых жить нельзя.
Отдав талант романам и былинам,
алмазы отыскав в земной пыли,
писатели с поэтами несли нам
культуру, без которой мы — нули.
Бредя путём извилистым и длинным
и мудрости житейской не тая,
философы брадатые несли нам
ответы на вопросы бытия.
И в час, когда наш мир — у края бездны,
и правят бал бесчестие и ложь,
… показать весь текст …

Попробуй уйми в своем сердце мятеж,
и следуй навеки отмеренной роли,
коль рядом с тобою — ловушка надежд,
медвежий капкан, средоточие боли,
что схватит за сердце и страшно сожмёт
до звона в ушах, до вскипанья предсердий,
и небо исполнит обязанность тверди,
и сменят черед свой закат и восход.

Поди-ка в себя имплантируй покой
и пульс 60 с отстраненностью йога,
коль счастья — так просто коснуться рукой,
забыв о былом и не зная итога.
В сплетении важного и мелочей
… показать весь текст …

Вот уходят, допустим, Моцарт и Бах.
Результат — пробоина,
и в неё хоть часами смотри —
не увидишь дна.
А потом она заполняется голосом
Дитера Болена
и творческими исканиями группы «На-На».

Вот уходят, допустим,
Фидий и Микеланджело;
но недолго живёт
потрясение всех основ —
и глядишь: всё на белом свете
опять налажено:
… показать весь текст …

На кладбище вовсе не тихо. Не грезь тишиной:
сорока вовсю тренирует свой голос высокий,
мальчишечья стая в ста метрах, за тонкой стеной
азартно играет в футбол (в просторечии «соккер»).
Меж смертью и жизнью — лишь пять сантиметров стены.
И звуки слышнее, слышнее… И солнце всё выше…
А ты где-то между, в колючем пространстве вины
незнамо за что — перед теми, кто звуков не слышит.
Ты словно в суде; немо смотрит невидимый зал,
и впал обвинитель в воинственный жар красноречья:
однажды ты что-то не сделал и что-то сказал,
что зря допустила природа твоя человечья,
не слишком ты был благороден, не слишком высок,
любил недостаточно, верил подонкам и слухам…
… показать весь текст …

Она посмотрит томно-томно — до подгибания коленей.
Ты раскалишься, словно домна, до самых белых из калений.
Из-под ресниц она, как пушкой, большим калибром — прямо в душу…
Ты станешь мягкою игрушкой. Простым изделием из плюша.

Ее любое слово — свято, еe улыбка — в вечной силе.
Она ни в чем не виновата ее иначе не учили.
Кокетство — как вторая кожа, оно вросло в нее с корнями.
Тебе бы надо с ней построже. Но ты — в любви, как в чёрной яме.

Она тебя о чем-то просит, а ты лимонной долькой выжат.
Она тебя обезголосит. Ополоумит. Обездвижит.
Подарит слабую надежду улыбкой лёгкою. При этом
она тебя оставит между мирами: тем и этим светом.
… показать весь текст …

Серой пылью, травой и прахом
обязательно станет каждый.
Всё исчислено.
А пока что
остаются да Винчи с Бахом,
Модильяни, Рембо, Прокофьев,
Боттичелли, Толстой, Стравинский,
осторожная терпкость кофе
и сугревный глоточек виски.

Остаются БГ и Заппа,
уморительный взгляд коалы,
и хрустальной росы кристаллы,
и пьянящий сосновый запах,
… показать весь текст …