На кладбище вовсе не тихо. Не грезь тишиной:
сорока вовсю тренирует свой голос высокий,
мальчишечья стая в ста метрах, за тонкой стеной
азартно играет в футбол (в просторечии «соккер»).
Меж смертью и жизнью — лишь пять сантиметров стены.
И звуки слышнее, слышнее… И солнце всё выше…
А ты где-то между, в колючем пространстве вины
незнамо за что — перед теми, кто звуков не слышит.
Ты словно в суде; немо смотрит невидимый зал,
и впал обвинитель в воинственный жар красноречья:
однажды ты что-то не сделал и что-то сказал,
что зря допустила природа твоя человечья,
не слишком ты был благороден, не слишком высок,
любил недостаточно, верил подонкам и слухам…
«Виновен, виновен!» — дробинкой стреляет в висок.
«Виновен, виновен!» — гудит, словно овод, над ухом.
И смотрятся в небо набрякшие веки могил,
ответы потеряны в майской улыбчивой сини…
Прими же вину на себя, как в теракте — ИГИЛ
(закон заставляет сказать: запрещённый в России).