Некоторые для укомплектованности наделяются декоративными мозгами.

Чтобы понять вздох, нужно знать контекст.

Иван Вениаминович знал приличное количество иностранных слов, но старался не употреблять их, потому что часть приличного количества слов была неприличной, а какая часть — он не знал. И случался порою в связи с этим конфуз. Однажды сказал он на английском нечто такое, что засидевшиеся гости засуетились и быстро ушли. А в другой раз в магазине ему оставили последнюю спорную колбасу. Только произнёс он слово, как претендующие на спорную колбасу молодожёны ретировались. «Очень полезное слово», — подумал тогда Иван Вениаминович, вычеркнул его из списка неприличных и поместил в список весьма полезных слов, которые можно употреблять в затруднённых обстоятельствах. Недостаток был в том, что не все это слово понимали, но когда Иван Вениаминович произносил его подряд много раз со злобным выражением лица, оно всё равно действовало как надо.

Бывает, подчинишь себе страсти, чтобы легче жить было, затем оказывается, что они вовсе не твои были. Плюс ещё твои, неподчинённые. И как потом быть со всем этим?

Движение — жизнь. Но и движения бывают разные, и жизнь тоже. Вот мечешься иной раз, крутишься, носишься как угорелый. Движение? Ещё какое! А жизни всё меньше и меньше…

Одиночество позволяет мне быть наедине с миром. То есть со всеми.

Навстречу шёл человек. Увидев меня, он замедлил шаг и стал расплываться в улыбке. Подойдя ближе, человек понял, что обознался и прошёл мимо. А я за это время успел растолкать события и людей в своей памяти и почти уже нашёл там место этому человеку.

Скорость тьмы не уступает скорости света.

Когда я вышел из зоны комфорта, никто не последовал за мной. Потом оказалось, что в этом и есть вся прелесть.

По жизни суровой довольно нередко
Нас воли лишают свои же затеи;
Не только ведь прутья становятся клеткой,
Но могут и мысли, и даже идеи.

Способность достойно встречать неудачи может привести к тому, что они будут стремиться именно к вам.

С поручением справился: его передали другому.

Проводница вгляделась в билет Ивана Вениаминовича и произнесла с нескрываемым удивлением:
— Простите, но вы сели не в тот поезд. Ваш билет — в Магнитогорск!
Иван Вениаминович издал некий звук, выражавший скорее радость, нежели тревогу и сказал, еле сдерживая улыбку:
— Билет в Магнитогорск, а я — на море.
После чего проводница стала монотонно твердить о невозможности такого путешествия, но Иван Вениаминович уже отвлеченно смотрел в окно в бесконечную даль, на небо с облаками, в которых неумело пряталось солнце, и осторожная радость переполняла его.

«В диалоге с жизнью я едва успеваю пожимать плечами», — подумал Иван Вениаминович.

В наших воспоминаниях есть закоулки, в которые мы никогда не попадаем.

Есть мысли в моей голове, с которых пора брать квартплату.

Глубина дня может заключаться всего в одной минуте. Но эта глубина иногда бывает настолько значительной, что нет никакой разницы, длится день 24 часа или всего одну, ту самую минуту.

Судьба нас месит, словно тесто,
Но знать, зачем — нам не дано;
Вот видишь в жизни своё место,
Да только занято оно.

— Мы живём в ужасную эпоху, — сказала Людмила Аркадьевна.
— Я, например, живу не в этой, — ответил Иван Вениаминович.

Нипочем любые мне невзгоды
И готов поверить я вполне:
Нестерпимо трудной нет работы,
Если выполнять её не мне.