Уходить бы по тропам, ведущим в покой на юг.
Не домой, потому что такую — нельзя домой.

Что внутри не болит, то ни разу и не поют. Я иду через травы, пою им, что ты не смог.
Наклоняюсь губами к трепещущим лепесткам, обжигаю соленым их нежность, шепчу слова —
все выходит бессвязным, сумбурным «зачем» и «как» и кончается горьким «никто тут не виноват».
Травы гладят меня по щекам, дышит летний зной. Пыль душицы, полынная горечь, кровящий мак.
Что мне делать, когда ты со мной, только не со мн…
… показать весь текст …

Береженого сберегает небереженый.
Обнимает за плечи, губами обводит шрамы.
Говорит: «Всё пустое, смотри, этот город — желтый.
Значит, скоро рассвет. Не спеши убиваться — рано».

Береженому небереженый стал обережным.
Первый смотрит ему в глаза и скулит по-детски:
«Да… но только вот здесь, невозможно… ты знаешь, нежность.
Я не вижу, куда без тебя приказать ей деться».

Улыбается небереженый, он честно грустен:
береженый наивен, но столько в его наиве…
«Эта нежность однажды сама тебя вдр…
… показать весь текст …

Чего было больше — надежды или обмана,
яда кипучего или же божьей манны
в нас, убивающих медленно тем, что лечит,
в нас, оживляющих тем, что других калечит?
Нежностью, как бечевой, обжигаем руки,
греем молчанием из телефонной трубки.
Были б нормальными — умерли бы нормально.
А так всё — пике, всё молельни да целовальни.
Всё отнимать и дарить — до последних унций.
Другим бы проститься, нам — вновь на круги вернуться.
И этих частей — как апостолов — в нас двенадцать,
и каждая будет люби…
… показать весь текст …

Нам ни тени себя не останется, если соврать
обо всем понемногу и крупно — в конечном счете.
«Мне всего двадцать пять, я успею…», «в последний раз»,
«для обоих так лучше», «в делах, в суете, в работе».
Я иду в новый день, понимая, что прежних нет.
Существуют «не стал», «не решился» и «недообнял».
Никогда больше нам не нырять в прошлогодний снег.
Ничего больше нет, кроме шанса успеть сегодня.
Я смотрю на себя, я меняюсь за взглядом взгляд.
Я прощаюсь с лучом, исчезающим с края крыши.
И не всл…
… показать весь текст …

Все может быть вероятным в один из дней,
настоянный, летний: чем дольше в нем — тем бездонней.

Когда он не может не думать вдали о ней, когда она хочет ложиться в его ладони.
Когда они оба решают идти на все, считая, что плата оправдана, мир — бездвижен,
и эта любовь обязательно их спасет от страха быть ближе, когда невозможно ближе.
Все может быть вероятным, глотаться, ныть, стать этой реальностью, а не попыткой яви.

Он целует, и руки свободны и так нежны,
что ей просто, как крылья, навстречу свои расправить.

открыть другими
Лина Сальникова
Такая жизнь таится между строк,
меж складок мира греется лучами,
что до шестого чувства все остро, на каждый вздох вселенной отвечает.
Такой прилив тепла и простоты, готовность шага в новый перекресток,
что помолчать, вбирая, не остыть, касаться мира, словно моря — остров
песчаным боком, вокхим и земным, сырым от влаги соли, слез и пота.
И быть любимым, солнечным, иным, не умирающим — живущим от чего-то.
Моей руки касаясь, улыбнись, моим глазам поверив, дай мне имя.

Да будет свет сочиться в наши дни,
чтоб их для нас открыть совсем другими.
13.05.15

Все — лишь калька и трафареты,
повторения с каждым днем
нас, оставшихся и согретых тем, как можно молчать вдвоем.
Все сводимо до силы тренья — центр тяжести, ось земли.
Мы бы так не держали время, если только бы мы могли.
Нас все меньше с неровным часом, ровным стуком, ценой минут.
Нам всегда не хватает красок, чтоб действительность обмануть.
Время пальцами четки вертит, свет смыкая в кольцо камней.

Только мы не заметим смерти, с каждым днем становясь родней.
__________________________…
… показать весь текст …

Любой, кто был почти что на мели,
в ком сила притяжения земли
боролась с тягой бросить монолит
земного, чтоб сменить его небесным,
теперь, как шторы, распахнул апрель,
забыв про осторожность и запрет
так пламенно и тщательно гореть,
чтоб искрами призвать весенних бесов.
И звук выходит сиплым и глухим,
пока мы превращаемся в стихи
и кашляем в кулак в конце строки,
стесняясь, что выходим откровенней,
чем собирались выйти. Это в нас
растет такая смелая весна,
… показать весь текст …

Приезжай и молчи со мной об одном
целый год, уместившийся в пять минут.

Все настолько прозрачно и решено, не признаться — самих себя обмануть.
Все настолько прозрачно, что видно дно теплой ночи, текущей по мостовым.
Приезжай и молчи со мной об одном — как со мной ощущаешь себя живым.

Над апрельской рекой сведены мосты. Путь блестит, как разглаженный, прям и чист.
Я не знаю, что делать, когда не ты — тот, кому мое сердце теперь стучит.
Подыши со мной рядом, послушай ночь — как все звуки, стихая, уходят внутрь…

Я хочу, чтобы ты перестал быть сном.
Приезжай. Не бросай меня здесь одну.

Тиха безумно моя вселенная —
спугнуть в ней тени способен шепот.

Чего мы ждали от потепления? Что дал нам этот бесценный опыт?
В моем почти что апреле вишенно — стал снег воздушными лепестками,
но ты все так же нечасто пишешь мне, и мы, как раньше, живем звонками.
Есть что-то, видимо, неизменное — по нашим знаниям и лекалам.
Ложится меж городами энными любовь дорогой, не выпуская
таких, кто верит и ей, и случаю по ней добраться до места встречи.
Любой из нас — добровольный мученик, который знал, что не будет легче.

Весна прозрачная и затишная. Скучать смертельно, когда непрошен.
Но в том, что ты, хоть и редко, пишешь мне,
не смерти — жизни на каплю больше.

Говорят, что никто в любимом не виноват.
Мы, себе запретившие всяческие слова,
разговоры проходим, как путники — перевал,
над которым туманом стелется тишина.

Мы молчим друг с другом, друг в друге всегда звуча,
признаваясь, как долго каждый из нас скучал,
как становится нежность: озвученной — горяча,
и как этого звука теперь не хватает нам.

Ветер лег вдоль земного взъерошенного крыла,
я так долго ждала, что однажды не ждать смогла.
Рассказать бы тебе, как на сердце чужом игла
моя пишет слова так, что больше нельзя стереть.
… показать весь текст …

*Письма на ночь

Сейчас, когда часы — это весенний дождь и апрель — это расстояние между нами, я особенно люблю говорить с тобой, пока ты спишь. Человеки никогда не разговаривают с чужими спящими, только со своими. Если дождь положить на горизонталь, он похож на страничные швы и морской штиль. И об этом необъяснимо хочется рассказать.

Спящим своим обычно говоришь вот о таких вещах, которые становится возможно замечать, потому что много молчишь у границы апреля, за которую нельзя, думаешь о не х…
… показать весь текст …

Пока ты на ребре и на игре,
весна стреляет пару сигарет
у первых из людей в пустынном парке.
И если он — ни разу не Адам,
слегка небрит, умней не по годам,
она — бесспорно, Ева. В сумке «Паркер» —
записывать любовь свою и страсть,
как вылеплена из его ребра —
от женского простого любопытства.
Какие в нем война и глубина,
себя искать в нем, чтобы точно знать:
а кто кому в кого из них годится.
В любовники ли, в жены и мужья
в какой-нибудь системе бытия,
… показать весь текст …

Отвези меня к морю, туда, где плывет закат,
где от солнца глаза твои ярче прибрежных волн.

Станем новой легендой торговцам и морякам, пересказом которой кончается разговор.
Отвези меня к морю, скажи мне три слова вслух, остальные мы выудим в тысяче мелочей:
как соленое море целует скулу веслу, как сидит попугай на каком-то чужом плече,
как намоченным доскам лодки идет загар, на просохших бортах бронзовеет, касаясь дна.
Как молчат старики на скамейке, что жизнь долга, иногда улыбаясь мысля…
… показать весь текст …

легко
Лина Сальникова
А уходишь легко, осязаемо, прочь от них.
Распрямляются плечи, пружинят шаги во тьме.

Этот лимб бесконечен, не делает нас одним, но меня не бывает в тех, в ком бывает смерть.
А уходишь, ловец человеков, — бросаешь сеть, и шипит тебе вслед вода, словно жжет ступни.
Ты показывал чудеса им, велел их ждать — только чуда не приживалось ни в ком из них.
А уходишь — вдыхаешь глубже и синь и стынь, отрешённый, отпущенный к новым концам земли.

Разглядев тебя, Бог улыбается с высоты.

И не слышит уже от тебя никаких молитв.

Крики чаячьи в стопке молчащих черновиков.
Лист на лист в колыхании ветра — почти что волны.

В нас бескрайне и молчаливо, почти легко. Нас все те же взаимные мысли, вздымаясь, полнят.
Заглянуть бы в себя случайно, увидеть мост через море, раскаты янтарно-зеленых терций,
по которому ты возвратиться ко мне бы мог
точно в сердце.
________________________________________________
Последний раз ты видел себя со мной.
Запускал в мои волосы пальцы, вдыхал их запах
и засыпал со мною, совсем земной, в теплом закате, без маеты и страха.
В моих руках находил себя, собирал медленно, по ощущениям и деталям,
в одном поцелуе, оставленном мне с утра — в светлой печали, которой мы пропитались.
И если ты нужен себе на исходе дня, становишься сумрачней, собраннее и тише,
… показать весь текст …

Перевязи троп, перепутья трав,
колыбель весны ее, теплый кров,
он шептал ей: «Только не умирай, а не то во мне застывает кровь».
Он молился в неба остывший миг, говорил с ней долго, глядел в закат,
а потом садился с собой самим, теплый хлеб доставший из узелка,
преломлял и ел. Остывала пыль, бронзовела в ласковости луча.
Ветер падал оземь и гнул ковыль, ветер мысли суетные качал.
Он вставал и шел в придорожный зной, до груди клубящийся жар земной
и смотрел, как даль серебрила ночь, говоря «мне просто, ведь ты со мной» —

и внутри цвело, и жила душа, словно в нем под утро, как на росе,
отпечатан тихий господень шаг оттого, что он для нее был всем.

И она распахивала окно — воздух пился, колодезен и студен.
… показать весь текст …

И нас друг к другу ведет упрямо,
что для влюбленных закономерно.

Нас жизнь мотала от «хари рама» до суеверий, кругов инферно,
через такие порою братства, что дай-то бог каждый пятый верил,
а прочим было не разобраться. Но лишь теперь полетели перья.
Совсем не ангельские — откуда, когда мы ведали, что творили,
и продолжали творить — не чуда, а приключения, эйфории?
Когда мы спали порой не с теми, не отличая еще страстишек
от самой чистой любви в постели. Когда мы были — во всем и слишком…
… показать весь текст …

каждый свободен подумать, что он не в праве.
каждый способен решить, что он выше прав.

всё между нами движется по спирали. всё между мной и тобой — не в последний раз.
и мы привыкаем издали чутко слышать, что друг у друга спеет теперь в сердцах.
мной опаленный, ты становился рыжим. от синих до серых менялись мои глаза.
яснее, чем есть, мы друг другу себя не скажем — мы друг для друга привычны и так просты,
что слишком давно отражаемся — каждый в каждом, находим у нас совпадающие черты.
и…
… показать весь текст …

Это проще людей, эффективнее волшебства:
не тянуться к чужому, не путаться, не спешить.

Если жизнь превращается в слово — не верь словам. Говорящим без дела своей не давай души.
Это проще простого — угадывая родство по каким-то чертам, очевидным для вас двоих,
захотеть и решить называть человека «свой» и позволить ему тебя называть своим.
В этом мире мейнстрима, где каждый второй — не в ритм, каждый пятый — красиво пойман на тонкой лжи,
делай все, что ты хочешь, но только себе не ври про таких, кто в тебе рождает любовь и жизнь.
В нашем небе опять распускаются облака, словно вишня цветет, белоснежно зовет апрель.
Я ждала тебя издалека и наверняка. Если можешь все это — приди и меня согрей.
Это проще людей, не живущих своим умом, от фальшивости будней сбегающих прочь с ума.

Приходи в мои руки, как будто пришел домой.
Становись моим домом, придя меня обнимать.