…будь готов к тому, что в финале у тебя появятся новые вопросы. И ни единого намека на внятный ответ, это я тебе твердо обещаю.

Две чайные ложки кофе с горкой на кружку средних размеров, залить крутым кипятком, яростно взболтать, пить залпом, без сахара, молока и прочей девчачьей чуши.
Если у вас нет горячей воды и взять её негде, не беда. Тогда можно приготовить кофе по-настоящепрограммистски.
Характерным движением челюсти, щёк и языка набрать полный рот слюююнееей. Сунуть в рот чайную ложку молотого кофе. Сморщиться. Пережёвывать. Издавать ужасные вопли. Умереть в мучениях.

Когда искренне, повинуясь порыву, отдаёшь всё, что имеешь, взамен получаешь куда больше, чем смел рассчитывать.

Все, что взрослый человек делает с собой, со своей жизнью и смертью, он делает сам. — Зато расхлебывать все это обычно приходится большой компанией.

Сначала мы хотели, чтобы продавцы расписывались кровью, но царапать палец — не душу продавать, на такое никто не решался.

Просто невозможно заставить себя сделать некоторые вещи, пока тебя не припрут к стенке!

В молодости люди любят цеплять на себя всякие дурацкие позорные ярлыки, а потом сутулятся под их гнетом до самой старости…

Страшная правда обо мне заключается в том, что я не слишком люблю кофе. Однако пью его ведрами. Дело даже не в бодрящем действии кофеина, которое, строго говоря, требуется только по утрам, да и то не всегда. Вкус кофе успокаивает меня и примеряет с жизнью, возвращает ногам вечно норовящую уйти из-под них твердую почву и придает жизни хоть какое-то подобие смысла. Словом, я не люблю кофе, но когда пью его, я почти счастлив, а только это и важно.

— Все мы рождаемся и умираем с одной и той же невысказанной просьбой на губах: «Любите меня, пожалуйста, как можно сильнее!»…

Люди, которых я люблю, — они каким-то образом живут во мне, и мне хорошо с ними. И мне по дурости представляется, что и я в них тоже как-то живу.

Самым важным и трудным вещам на свете каждый учится сам.

Чувство ответственности — не лучшее снотворное.

— Счастливым может быть, разве только, святой. Да и то, пока он сидит в горах Лао, в нужной какой-нибудь, подходящей для счастья позе, правильными мудрами пятерни раскорячив. Вот спустится с горы в мир, и, знаешь, нет у меня уверенности, что счастливое состояние долго будет длиться.
— Мир его съест, — кивает Д. задумчиво. И добавляет почти с энтузиазмом: - Мир нас всех ест.
— Знаешь, — говорю, — при таком раскладе молиться можно только об одном: чтобы нас хорошо приготовили.
— Да, — соглашается.- И чтобы хорошо съели.
— Ну да, ну да, — подхватываю.- По крайней мере, чтобы их не стошнило.

Доверять можешь кому угодно, но вот твёрдо рассчитывать — только на себя.

―Жизнь наглядно доказывает, что почти всякую хорошую девочку можно сбить с Пути Истинного глупым словосочетанием: «Я без тебя сдохну».
―почти всякого хорошего мальчика можно сбить все с того же П. И. не менее глупым словосочетанием: «Да тебе слабо!»
―Граждане с противоположной реакцией (девочки, гибнущие на «слабо», мальчики, которые не допустят, чтобы без них кто-то сдох) — соль земли,
―как мне кажется.

Прос@ать свою единственную и неповторимую жизнь — дело житейское, почти все так делают. Но забыть её — это перебор. Зачем тогда было жить, если даже памяти не осталось?

Живи, скотина! Вой от тоски, рычи от боли, если сильно припечет, но живи.

…смерть — это не повод опаздывать на службу.

Никогда не известно заранее, ради чего был совершен тот или иной поступок.

Не фиг быть таким хорошим, если способен исчезнуть из моей жизни в любую минуту.