Мы живем в аду, и каждый прожитый миг — чудо.

Жить можно только в тех странах, которые наделены даром посредственности. Самое замечательное там — середина. Может быть, это и есть цивилизация.

Эти ночи, когда убеждаешь себя, будто все — даже мертвецы — покинули этот мир и будто ты здесь последний живой человек, последний призрак.

Все эти дети, которых я не захотел иметь, — если бы только они знали, каким счастьем мне обязаны!

Оставьте ближних такими, каковы они есть, и они ответят вам признательностью.

не хочу нИчто менять на нИчто…

Его беззаботность поражает и восхищает меня. Он никуда не спешит, не стремится в определённом направлении, ничто его не увлекает. Можно подумать, что при рождении он выпил успокоительное, которое всё ещё продолжает действовать, благодаря чему на его лице играет несокрушимая улыбка.

Когда пропадает желание проявлять себя, находишь убежище в музыке — добром гении всех, кто страдает безволием. (Эмиль Чоран, «Признания и проклятия»

Устал от всех. Но люблю посмеяться. Не могу же я смеяться один.

Здесь я чувствую себя потерянным, как, вероятно, чувствовал бы себя потерянным где угодно.

Дружба — это договор, соглашение. Двое молчаливо условливаются никогда не разглашать того, что на самом деле думают друг о друге. Своего рода союз на основе взаимной деликатности. Стоит одному из участников растрезвонить о недостатках другого, договор нарушен, союз расторгается. Никакая дружба не выдерживает, если один из партнеров перестает соблюдать правила игры. Иными словами, никакая дружба не переносит излишней искренности.

Оптимизм, как известно, — это судорога умирающего.

У неё был профиль Клеопатры. Семь лет спустя — ей пристало бы просить милостыню на углу улицы. Это навсегда исцеляет вас от любого идолопоклонства, от всякого желания искать бездонность в глазах, в улыбке и во всём остальном.

Как правило, увлечение каким-либо человеком или идеей зарождается под воздействием суицидальных настроений. Какой свет это проливает на природу любви и фанатизма!

А что, если броситься со скалы? Я предавался довольно мрачным
размышлениям, и глядел на все эти
сосны, эти скалы, эти волны, и тут
внезапно почувствовал, до какой
степени я привязан к этому миру,
прекрасному и проклятому миру.

Я всегда удивляюсь, до какой степени живыми, нормальными, неуязвимыми выглядят низменные чувства. Испытывая их, человек ощущает бодрость, причастность к обществу, равенство с себе подобными.