Мы друг другу улыбнулись, — я не знаю, кто вперёд.
Шли и разом обернулись, — да какой быть может счёт.
Просто встретились случайно мы с тобою на пути,
Не постичь мгновенья тайны — взгляд никак не отвести!
Посмотрели друг на друга, уловив искру в глазах,
И друг другу улыбнулись, слова даже не сказав.
Я поймал твою улыбку, продолжая с ней идти.
Смогут ли ещё когда-то наши встретиться пути?
«Так легка необычайно та улыбка и чиста,
Ну, а вдруг всё не случайно, — я подумал, — неспроста».

Между будущим и прошлым нас с тобою поселили.
Рано, поздно ли? — а всё же… в своё время угодили.
Ношу впору выбираем, подсознанье атакуя,
в жизни роль свою играем — кто сумел занять какую…
Дней прошедших канители нам усыпят счастьем дали.
Об одном лишь сожалеем: мало времени нам дали…
Тая, будущего время мчится в прошлое — далёко,
настоящего — мгновенье, унося своим потоком.
Как узнать, что было раньше, из посланий очень скудных?
Истину средь пыльной фальши отличить порою трудно.
Между будущим и прошлым время мы боимся сглазить —
в междувременье пытаясь свои роли приукрасить.

«Отпусти, не держи — я не твой! Отпусти, не хочу быть с тобой!»
Знаешь это ты, видно, сама, оттого на душе — маята.
Знаю всё, что ты скажешь, вполне; всё скажи, всё скажи, но не мне!
Есть другие, поверь — я не твой.
Где-то ждёт в пустоте тот- другой.
В пустоте, темноте, маяте и звонят ему тоже не те,
Что не те, знают сами они — суета, маята и у них.
И в мечтах ожидая лишь — ту! Этих гонят они в пустоту:
«Не звони! Ни к чему! Какой прок?» Суета, маята…
Стоп! Звонок…

Узнаю тебя тотчас, когда ты во сне приходишь,
когда ночь поглотит нас — за собой меня уводишь.
Мы друг друга дождались, до утра не отпуская,
вознесясь с тобою ввысь, смотрим мы на всех, летая.
И живём на небесах мы от ночи и до ночи,
и весь день стоят в глазах умоляющие очи.
Впереди разлуки день. Пролетает ночь в мгновенье,
сон тревоги вносит тень — вещий он или виденье?

Затяну протяжно песню, заунывно, без причины,
слово вяжется за словом чуть протяжно, чуть уныло.
Что на душу мою пало, зацепилось мимолётом,
и тяну я задушевно для себя, не для кого-то…
Будто бы многоголосье. Где у песни той начало?
И тяну, душа коль просит, коль нашлась и зазвучала!
То на слух неразличимый, еле слышу сердца ропот,
силы будто растерявший, перешедший в слабый шёпот.
То вдруг силы накопивший, где-то в недрах почерпнувший,
вновь крепчает сердца голос, завораживает душу.
Льётся голос задушевно, раздувая грудь натужно,
и на сердце безмятежно, знать, живу я с ними дружно.
Бередят, лелеют душу отголоски той печали,
налетевшей ниоткуда и не понятой вначале.

Белое на белом — за метелью вьюга.
Увлекает смело путника по кругу.
Путник заблудился, даже стало жарко.
Средь ковров кружился — зимушки подарка.
Обмануться лестно, кружева из пуха,
и признаться честно, не хватает духа.
Низ и верх смешались в хороводе этом,
укрывая шалью с яблоневым цветом.
И уже уютно, и тепло, как в сказке, —
путника лаская, вьюга строит глазки.
Напевает тихо, белым выстилает.
С путником заблудшим часто так бывает!

Каждый жизнью своей в этом мире живёт,
воплощеньям своим продолжая отсчёт.
Перед жизнью в долгу, как его искупить?
И стараясь, на счёт что смогу положить?
И продолжить отсчёт на хорошем счету:
я ушёл прошлый раз, зная, снова приду.
Хоть не знаю совсем — был когда я и кем,
но себе самому я обязан лишь всем.

Во сне мечусь, но всё как наяву… отчётливо я вижу на снегу:
твой след увёл тебя в метель-пургу, а я остался почему-то, я не лгу.
Кричу тебе:"Скорей меня услышь!", конечно если ты, как я, не спишь.
Не принимай любовь мою за бред. От затяжного сна один лишь вред.
И снова сон меня одолевает, кричу, но вьюги плач перебивает
и наметает жемчугом к ногам, — проснусь и всё тебе отдам.
Мешает вьюга обо всём сказать, но утро скоро, как же мне не знать:
Успеть я должен прокричать во сне, чтоб наяву ты повстречалась мне.