Красу жены явить желая миру,
Я заказал портрет у Казимира
И заплатил немалый гонорар.
Когда он мне принес свою картину,
Меня едва кондрашка не хватила,
Точней апоплексический удар.
Художники- народ, известно, тертый,
Малевич мне сказал: «Душа — потемки,
Ну, а душа жены, темней вдвойне»
Весь мир потом признал портрет шедевром,
А я все думаю, Малевич — стерва,
Какую- то туфту подсунул мне.

Растрать стихи легко, как деньги тратишь,
Раздай друзьям ненужные тетради,
Любимым — книг неизданных тома.
И рифмы, что преследуют повсюду,
Разбей, как отслужившую посуду,
Иначе ты сойдешь от них с ума.

И целый мир впусти в себя и космос,
Из массы накопившихся вопросов
Оставь один единственный вопрос.
Последний стих, как звонкую монету,
Ты отчекань перед уходом в Лету,
Харону заплатить за перевоз.

Провисший волос не исторгнет
из сердца скрипки тихий плач.
Смычок от старости изогнут,
и сгорблен старостью скрипач.
И нотные листы, как души,
навеки сосланные в ад,
среди игральных карт и сушек
безмолвно на столе лежат.
Но в полночь скрипка, вспомнив юность
под свет мерцающий свечи,
порвав натянутые струны,
последней нотой прозвучит.