Он любил ее так, как на свете не каждую любят,
Как живую мечту, без какой либо веры в успех.
Как любили богов безнадежно заблудшие люди,
Он любил ее так, как обычно мы любим не тех.

Он ее ненавидел, как только на свете возможно,
Как и все свои письма в подтеках от слез и чернил.
Эта ненависть ядом разносится кровью подкожно —
Он ее ненавидел так сильно, как прежде любил.

Он ее вспоминал, когда боль понемногу стихала,
И не раз в своей жизни бывало по ней тосковал.
Потерявший надежду, свой путь начиная сначала,
Он ее вспоминал, как свой самый любимый провал.

В Петербург приезжают увидеть Дворцовый мост, распахнувший пролеты объятиям белых ночей, приезжают с надеждой удачу поймать за хвост и навек остаются — бессильны рецепты врачей.

В Петербург приезжают и дань отдают волшебству, восхищаясь величием вечно-застывших грифонов, и монетки — на счастье — горстями кидают в Неву, соблюдая обычаи строже, чем своды законов.

В Петербург приезжают найти вдохновение свыше, потеряться на Невском в танце раскрытых зонтов, по счастливой случайности, утро встречать на крыше, согреваясь в компании теплых дворовых котов.

В Петербург приезжают с улыбкой, без всякого повода, просто чувствовать тяжесть его дождевых облаков. И не стоит искать аргумент против веского довода — в Петербург приезжают влюбиться… Во веки веков.