Акбар Мухаммад Саид
Глава 5
Странная штука жизнь, очень странная. Одному даёт все блага мира и преподносит всё будто бы на блюдечке, другому же, каждый шаг к успеху нужно проползать чуть ли ни на коленях и по битому стеклу. То, что было правилом во времена СССР, теперь становилось редким исключением. Люди менялись на глазах, и глаза их тоже становились другими. Выражение: Живот накормить не сложно, а вот глаза никогда, стало актуальным в 90-ые годы. Хотя… Оно было актуальным во все времена, но теперь алчность, подлость, ложь и корысть не скрывали своей сущности, и словно гордились своей мерзкой натурой…
Самой трудной, но наиглавнейшей моей задачей, было сохранение семьи. В то время оставаться человеком, и не потерять себя как личность было сложно, весьма. Не менее важным было сохранить в себе человечность. Помимо всего этого нужно было воспитывать сыновей, прививать им правила хорошего тона, передавать по крупицам опыт, традиции, культуру и развивать в них вкус. Банальную фразу, на мой взгляд, по поводу «хлеба насущного», я писать не буду. Мои строки для тех, кто зрит, ощущает и осязает весь тот шлак, который нас окружает, и которые разделяют зёрна от плевел…
С детства я много и жадно читал. Так много и жадно, что мог читать одновременно несколько книг. Сейчас это можно назвать «информационным голодом». Однажды я «умудрился» читать под одеялом со свечой, когда все в доме уснули. Представляете? Ватное одеяло загорелось, запах гари и дыма разбудил всех домочадцев. Потушили маленький пожар ведром воды, который вылили прямо на меня сидячего посреди тлеющей курпачи (ватное одеяло), но с книгой в руках. На следующий день мой брат подарил мне свой фонарик, который можно было заряжать в розетке. Не смотря на то, что он очень дорожил им, ему, видно, не хотелось повторного пожара…
После того случая с «курпачой», Папа махнул на меня рукой, ибо никакие запреты на ночное чтение вместо сна на меня не действовали. А читал я чуть ли не сутками. Даже тогда, когда гулял с младшей сестрой Тахминой, у меня всегда была книга, которую я будто поглощал. Вот в тот период и развивался мой вкус ко всему прекрасному. Я был благодарен судьбе за то, что на моём жизненном пути были люди, которые своими советами помогали мне в моём становлении как личности, и ещё за то, что разрешали брать книги из своей библиотеки. Это были: художники, врачи, стоматологи, сапожники, парикмахеры, маникюрщицы, фотографы, операторы, ретушеры, корректоры, педагоги, учёные, и, просто ЛЮДИ! Человеки с Большой буквы! Основной массой моих учителей по жизни, кроме Родителей, были Евреи. Необычайно умная, добрая, весёлая и отзывчивая нация. В целом! Особенно хочу отметить Бухарских Евреев, которые говорили на Таджикском языке. Я ведь вырос в их среде, в маленьком Тель — Авиве…
Наша домашняя библиотека была большой, но, как это было принято в те годы, большая часть книг были просто модными, политическими или историческими. Я же читал Персидских поэтов, научную фантастику, сказки, рассказы, и Лермонтова. Да — да, «Мцыри» М. Ю. Лермонтова. Мало кому пришло бы в голову, что ученик 5 — го класса читает поэму Михал Юрича, и знает большие отрывки наизусть, а ещё может прочитать их с выражением, закрыв глаза…
Больше всего на свете я любил помогать Папе. Во всём. И в саду, и в разделке мяса, и когда Папа сам готовил. Такое бывало, но редко. Моя Мама готовила чудесно, пальчики оближешь, но кухня Отца была иной. Более мужественной что ли… Для меня было праздником, когда мы готовили к зиме жаренное мясо. Это древний Таджикский обычай и рецепт. Мясо жарили до красной корки и плотно выкладывали в эмалированное ведро. Заливали кипящим маслом, в котором растапливали бараний курдюк. Масло остывало и за счёт курдючного жира становилось как парафин. Такое мясо можно было хранить годами в тени, вне холодильника. Оно было необычайно вкусным. Если приходили неожиданно гости, как это было принято во времена союза, нужно было достать несколько кусков, растопить жир, мясо клали в кипящую воду, добавляли овощи и суп был готов буквально через 20−30 минут. Растопленный жир вливали обратно в ведро, чтобы мясо не испортилось. Когда у меня появится семья и родятся сыновья, я точно так же, как и мой Папа буду готовить к зиме мясо, и точно так же мои малыши будут сидеть рядом и внимательно наблюдать за моими действиями. Так, традиции и обычаи передаются от поколения к поколению, и именно так они сохраняются и дополняются с каждым новым поколением…
— Теть Аза! Ну блиниииннн!!! Как вы догадались снова, что это я?!
-Камера слежения у меня за воротами, ответила Цыганка, и залилась таким красивым смехом, что и я начал смеяться с нею вместе. Но шутку по камеру не «догнал». Как «идиотище необычайное», начал рыскать в её поисках, что вызывало новые приступы смеха у теть Азы, а у меня, наверное, была такая глупая и смешная физиономия, что у неё от смеха начали выступать слёзы, которые она вытирала концом своего длинного и цветного платка. На неё накатывали волны смеха. Она вроде успокаивалась, а потом с новой силой смеялась. Да чёрт побери! Этот смех был Гимном Жизни и Радости! Отвечаю!
Нынешняя встреча была другой. Ни такой кофейной, какими были предыдущие. На столе лежали карты, но они были странными. Там были нарисованы какие — то фигуры, шуты, уродцы, и… Смерть с косой. Жуть!
— Иди сюда родной, произнесла она, что меня неимоверно удивило. Так, она обратилась ко мне впервые.
— Теть Аза, ну скажите, наконец, допытывался я, как вы догадались, что это я?
— Знаешь, кому нос оторвали?
— Знаю, Варваре!
— Вот и не будь ВАРВАРОМ! Ясно?
— Вредная вы, ответил я с улыбкой, а она обняла меня, погладила волосы и прижала голову к сердцу…
Да блин! Что же это с ней а? Я был удивлён! Цыганка Аза впервые показывала свои чувства. За все годы нашего знакомства, не было такого! Понимаете?! Я был для неё кем угодно, хоть подопытным кроликом, как мне казалось, или глупцом, незрячим, глухим, но никак не родным. Эта наша встреча, была самой яркой, интересной, завораживающей, колдовской и хрен его знает ещё какой! Я был заинтригован жутко!
-Спой для меня, вдруг попросила она…
-Спеть? Прямо сейчас? У меня нет гитары, к сожалению…
-Гитара есть, ответила теть Аза и достала из шкафа у стены Испанскую гитару, о которой я мечтал в юности! Она стоила 115 рублей и была моей недосягаемой мечтой! Я попросту охренел…
И всё же я был глупым. Она же Цыганка! Чему же я удивлялся- то? И потому гитара, и тем более такая. Я держал инструмент моей мечты, и будто сливался с ней в единое — целое. Пытался не опозориться перед женщиной, которая, по сути своей, от рождения и по крови знает музыку, искусство, инструменты и родилась во всём этом. Моей задачей сейчас было не разочаровать ту, которая меня вела по этой жизни и помогала мне уже много лет…
— А знаешь ли ты, паразит ты эдакий, проговорила теть Аза, когда я спел ей одну из своих песен, что ты колдун или маг?
-Сами вы… Колдунья блин. Вы что, прикалываетесь? Теть Аза, что с вами сегодня а?
— Ничего, прошептала она, и я будто физически ощутил некую боль в области груди, и потребность обнять её! Снова хренотень и мистика!
Когда я записывал песню Чор такдир — Четыре судьбы, на слова Хафиза Шерози, я попросил теть Азу дать мне её гитару. Эта гитара звучит в моей песне. В этой песне я выразил всю боль Души моей, и тех, кто так и не смог воссоедениться со своей Музой, с Любимой, или был чужим в Отчизне, или НЕпророком в своём Отечестве…
Теперь уже я подошёл к ней, и, осмелев, трясущимися руками обнял её за голову и прижал к груди, как вдруг… Я не выношу женских слёз, это с детства. Когда при загадочных обстоятельствах погиб мой младший дядя Рустам, Мама была в трауре много лет. Больше положенного срока согласно традициям. На много больше. К чёрту традиции! Ужель для горя, боли есть правило, закон, традиция или срок?! Тень её Горя преследовала меня везде и всюду, постоянно!!! Всё моё детство меня преследовало его фото, которое было прислонено к стене на шкафе, в большой комнате, его глаза и слёзы Мамы! Её боль, её горе, её траурное платье и её переживания я будто осязал физически!!! Сука ты жизнь, я тебя люблю, но порой ненавижу, а временами готов убить!!!
Нити судьбы порой крепче самой прочной стали, а временами самые толстые, и, казалось бы, крепкие канаты рвутся словно паутина. Вся наша жизнь и есть паутина, которая нас обволакивает, сковывает, направляет или… душит и убивает… Встретить бы того самого паука, который и плетёт всю эту хрень, которую назвали жизнью…
Учился со мной в школе парень. Смуглый брюнет невысокого роста, худощавый, усатый и всегда улыбающийся. Он был очень добрым человеком. За все годы учёбы ни разу не видел его конфликтующим с кем-либо. С ним училась его сестра Зухра, его близняшка. А жили они за магазином «Мелодия» У Зухры неизменно все годы была причёска «карэ». Она была тихой, смирной, немногословной и неприметной девчушкой. Тахир всегда называл меня Акбарчик, хоть и был всего на год меня старше, и меня это не обижало. Просто он говорил это как — то по доброму, тепло и по дружески у него получалось. И всегда с улыбкой, всегда…
В 1984 году я окончил школу и готовился к поступлению в ВУЗ. Устав от зубрёжки, я решил выйти во двор и отвлечься от всего и вся. Мне, почему — то захотелось пойти к большой дороге, которая была буквально в 100−150 метрах от моего дома. Я любил наблюдать за машинами, которые проносились мимо меня. Стоял у комиссионки наблюдал за машинами и людьми, это было местом моих встреч, основным местом и ориентиром для тех, с кем у меня была встреча. Насмотревшись на машины, я пошел чуть выше, к Прокуратуре и остановился напротив магазинов «Зенит» и «Мелодия» Вдруг меня кто — то обнял со спины, я повернулся, и оказалось, что это Тахир…
— Акбарчик привет. Как дела? Ты чего тут?
— Тоха! Приветище. Всё отлично. Просто стою, отдыхаю, на машины смотрю, на людей. А ты чего? В магазин идёшь?
— Нет, не в магазин, я ведь к тебе шёл. Решил попрощаться, сказал он мне и снова улыбнулся своими черными усами и белыми зубами.
-Попрощаться? Ты куда уезжать собрался? Поступать или что?
-Угу, ответил Тахир, уезжать, в армию.
-Уууу, попал ты брат. Чего, не поступил что ли?
-А я не особо и старался, ответил он и снова улыбнулся. Работал, родителям помогал, а тут повестка…
— Понял. Типа крайнего нашли, без блата. Ну что тут сказать — то? Тоха, удачи тебе брат! Чтоб всё было на мази! Проводы когда? Помощь нужна?
— Не будет проводов, спасибо, ответил он, и я впервые увидел его грустным. Завтра с утра в «сборочный пункт». Не до этого мне. Хочу успеть со всеми попрощаться…
Тем же летом 1984 года Тоху привезли, в цинковом гробу, из Афгана… Хоронили всей школой. На кладбище, которое было напротив «поганого арыка», у старого моего дома, где я родился и рос. Он был Татарином, Мусульманином, и потому цинковый гроб вскрыли. Тоха был в гробу. Но хоронили его по традициям Татар. То есть в нише, куда нужно было положить тело. А для этого нужно было достать тело из гроба и положить его в ту самую нишу. Руководил похоронами его дядя, тоже вроде Тахиром его звали. Он не справлялся один в могиле, и потому громко оттуда и выкрикнул:
-У Тахира были друзья?! Кто мне поможет?! Или тут собрались одни бабы?! Есть среди вас мужики?!
Я как во сне спрыгнул в могилу и помог вытащить тело моего приятеля, которое разлагалось, и запах которого не мог перебить ни формалин, ни одеколон и ни что-то другое вообще. Страшно было, признаюсь. Поташнивало и от страха, и от запаха. Но… Тоху мы похоронили по Татарскому обычаю, в нише. Без гроба…
Будто во сне, я выбрался из могилы… Мою одежду оттряхивали от пыли подбежавшие девчата. Была там девушка, Осетинка. Звали её Нона. Она училась с Тахиром в одном классе. Жила через два дома от меня. Так вот эта самая Нона чуть ли ни с самого края могилы помогала мне выбираться. И отряхивала мою одежду тщательнее. Я порядком испачкался в тесной могиле, когда вскрывали гроб и доставали тело Тохи. Нона держала мою руку до конца похорон, как бы в знак уважения и благодарности, и, наверное, поддерживала меня этим. Ребята стояли с низко опущенными головами. Почти все плакали и не стыдились слёз. Оплакивали Тахира, и свою слабость, а может быть и трусость…
Теть Аза плакала так, будто всё слёзы Матерей и их боль изливались в ней разом. Будто она была ответственной за горе, или как бы той, которая взяла на себя всё чужое горе разом. Мне трудно объяснить. Даже теперь, хоть я уже давно не юноша и мой словесный запас достаточно богат. Это было Истоком горя, боли и потери. Я не удержался и тоже разрыдался. Ведь и мне было о ком плакать, и к тому времени я уже научился не стыдиться слёз…
— Помнишь лето 1984 года? Как у тебя с памятью?
-84 год… лето… Ну да, помню, отвечал я. Как раз я окончил школу и готовился к поступлению в институт. А что? При чём тут это?
-Я впервые тебя увидела в 1984 году, ответила она и так вздохнула, что у меня появилось некое ощущение дискомфорта, неудобства, не уюта и ещё чего — то…
Аффигеть! 1984 году? Это где же? Вы снова прикалываетесь да?
— На кладбище, ответила Цыганка, и, подняв голову так посмотрела В меня, что я мгновенно окаменел и унёсся мысленно в лето 1984 года. Всплыли в памяти отрывки из эпопеи ремонт квартиры, кафель в ванной и на кухне, тяжкий труд с тасканием около 50 мешков по 70 кг цемента на 4 этаж, с выносом мусора, и ещё светлые воспоминания о «последнем» звонке, выпускном бале, и… Блин, ну точно! Кладбище, похороны Тахира!
Фотография Тахира в траурной рамке была почти у всех учеников старших классов в нашей школе. Я сохранил её, она есть и сейчас. Небольшое фото на фоне красной и чёрной ткани, которую мы прикрепляли к груди. Буквально вчера достал фото, и на меня снова глянул Тоха, улыбающийся своими чёрными усами и белыми зубами…