Я отрицаю все, что было мной, ещё вчера казавшееся важным -песочным замком, парусом бумажным, водой и ветром, призрачной стеной. Нас не было- в моих черновиках не сохранилось писем и рисунков. Нас не было, идут вторые сутки безвременья, застывшего в веках. Свободы нет, как нет и темноты, что отменила это заточенье. Когда пришла пора менять теченье, достаточно движения воды. Не помню лиц, не знаю, не зову, определяя по координатам ту женщину, которой я когда-то самой себе казалась наяву.

Gaudeamus igitur, август, покойся в пламени, женщина, будь желаннее, боль, возрождай уверенней. Осенью все великие — песнями ли, делами ли, шедшие на заклание правят своей империей. В ложь — никогда не верится, в страх — никогда не верится, у одиноких странников путь отберет сомнения. Ты ветряная мельница, я ветряная мельница, солнце такое раннее, сорви поскорее мне его. Gaudeamus igitur, смейся в лицо опасности, смейся в лицо безумию, если узнаешь издали. Громкая, многоликая, острая и прекрасная, песня звучала с улицы и уводила из дому. Знаешь, как я люблю тебя? Знаешь, как я нужна тебе? Если ко мне по имени — все сентябрем излечится. Лето-ромашки-лютики, осенью камни найдены, в мраморе возроди меня, тогда мы проснемся вечными. Gaudeamus igitur, будем смеяться истово, праздник на нашей улице, голос звенит простой его. Музыкой или книгами, каплями или искрами…

Смотри, как они целуются. Это и смерти стоило.

А хочешь правду? Страна пуста, пора на картах стирать пути. Не сердце — маленький гибралтар в моей груди. Коснуться шторы, смотреть во двор, стеклом по капле ловить закат. Ты полуостров, ты лабрадор — без поводка. А хочешь правду? Я нынче днем от всех дверей отдала ключи. Во мне испанский горит огнем, а ты молчишь. На мне ни памяти, ни креста, я никому не желала зла. Но сердце — маленький гибралтар, британский флаг. Я плохо помню, что будет до — лучи, врачи, имена детей. Ты полуостров, ты лабрадор, ты черный день. Четыре с четвертью до земли, и тихий голос, и прядь волос.

И мы могли бы убрать пролив, но — не срослось.