Человеческое сердце, одетое, застегнутое на все пуговицы обстановки, интересов, манер, условностей, расы и нравов, останется тем же сердцем, если его обнажит горе, любовь или ненависть. Но как редко оно обнажается! Какие все в жизни одетые! Оно, пожалуй, и к лучшему — нагота обязывает к огромному напряжению.