Вначале все на свете старше нас. Мы младше других детей во дворе, младше задавак-первоклашек — какие же они большие, божемой, в одном из них целых метр двадцать роста. Мы младше второклассников, третьеклассников, старшеклассников, студентов. «Он уже на третьем курсе, «она уже окончила институт» — а мы еще нет. Мы столько всего еще нет.

Мы моложе взрослых — конечно же, мы моложе взрослых. Они повсюду, мы смотрим на них снизу вверх (а потом — и сверху вниз, но какая разница). Они везде. Мир принадлежит им, а мы принадлежим себе. Они, правда, считают, что и мы принадлежим им. Но мы-то знаем, что нет.

Мы говорим про кого-нибудь: «Он не с нами, он же взрослый!». Он — лет двадцати, тридцати, сорока. Другой породы. Мы самое новое, что есть в этом мире.

Потом весь мир начинает потихоньку нас догонять. Младшая сестра гуляет с мальчиком (какие мальчики, я ей пеленки менял!). Соседка-ровесница вышла замуж. Так рано? Почему «рано», ей двадцать пять… Одноклассница в парке катает коляску, прогульщик из старой школы водит «Тойоту», хулиган и гроза района уже отсидел, уже женился, уже развелся…

Но это все еще ничего. Это еще — «они», не мы. «Им» — можно. Они могут жениться, рожать детей, водить автомобиль, играть на бирже и выступать по телевизору. А у нас бежит другое время. Мы можем писать шпаргалки, кататься на велосипеде, рвать малину с куста и точно знать, что бабушка — бессмертна.

А потом и бабушка не бессмертна. А потом и мама.
Как «мама», почему «мама», это же значит, что мы уже не маленькие, да?

Мир продолжает катиться нам навстречу.
Мы уже старше всех парикмахеров, барменов и официанток.
Продавщиц и учительниц.
Водителей и медсестер, девочки-массажистки и тренера в тренажерном зале.
Мы старше соседки, соседкиного мужа — бухгалтера в нашей фирме, соседкиной дочки — ей в этом году поступать, и ее репетитора — да он родился в том году, когда мы поступали!

Дети восьмидесятого года рожденья где-то работают и даже давно начальники. Дети девяностого года рождения играют свадьбы. Дети двухтысячного года рождения… Подожди, подожди. Какой двухтысячный год? В двухтысячном году начнется новый век, а мы станем старыми, да? Глупость какая, откуда двухтысячный год, не бывает таких годов.

Но мы все еще младше. Мы младше политиков, адвокатов, деканов, психологов и врачей.
Главное — врачей.
Сначала мы младше их всех, даже терапевта, и это привычно. Потом мы уже старше терапевта, но младше стоматолога. Догоняем стоматолога, зато остается хирург. Хирурги очень долго старше нас. Это приятно: мы в надежных руках.

До тех пор, пока в больнице (пустячная операция, какие-то полипы, ну что у меня может быть серьезного, я тебя умоляю) нам не протягивает профессионально отмытую руку совсем молодой человек. Мы вздрагиваем, не доверяем: он же моложе нас, когда он успел стать хирургом? Ладно, расслабься, не в возрасте дело. У этого юноши все-таки наверняка приличное образование, в его неприлично юные сорок… семь…

Дольше всех старше нас остаются онкологи. Но и они сдаются — перед теми, кому повезло.
Последним младше нас оказывается врач-гериатр. И даже психогериатр (должен же хотя бы на эту специальность быть возрастной ценз… или все-таки нет?).

И вот тогда, когда гериатр моложе нас на двадцать лет, а его медсестра — в четыре раза, когда у соседей родители, а иногда и деды годятся нам в сыновья, когда студенты пишут в анкетах год рождения, похожий на номер нашего первого домашнего телефона, когда моложе нас уже абсолютно все — тогда уже наплевать.
Какая разница, сколько им лет. Важно, что мы уже можем все то, чего они пока не могут. У нас уже все получилось: ведь отныне «те, кому повезло» — это мы.

В этом году мы уже живы. В этом году мы уже отметили день рожденья. В этом году уже не будет жарко, в этом году уже не будет ливней, в этом году уже лето, а следующей зимы, может быть, вообще не будет. Мы все детство об этом мечтали: чтобы не было следующей зимы.
Выйти на улицу, посмотреть на небо, посмотреть на голубей, которые вылупились уже после того, как нам сравнялось девяносто. Все на свете произошло уже после того, как у нас уже все произошло.

Мы уже «еще не умерли», а они еще «уже родились». Мы уже вышли на пенсию, когда эта невеста ходила в ясли. Мы уже хоронили друзей, а сегодняшний премьер-министр еще учился в начальной школе. Зато мы есть. У нас, в отличие от остальных, это уже «зато».

А главное — мы уже поняли, что самое интересное у нас-то как раз впереди. Вот оно, уже маячит за поворотом. Но тем, которые все моложе нас, этого не понять. Как младенцу не понять трехлетку. Как первокласснику не понять жениха. Как студенту не понять декана.

Жаль, что ни капли от этого понимания не передать тем, кто младше нас.