Как других просят спеть, почитать стишок из своих заначек,
Продемонстрировать туфельки или клатч,
Так её просят сплакать:
«Эй, тише! Пусть Оленька нам поплачет.
Просим-просим, Оленька. Ну, поплачь!»
Это другим улыбается счастье редко,
И то, вещевое — юбочкой прямо из Чайны ли, ГУМа ли.
Оленька быстро взбирается на табуретку,
Пока они слушать не передумали:
«Если вкратце, то я квинтэссенция бабских бед.
Вот бери мой заплаканный профиль, чекань на камею.
Умею повязывать галстук, шаманить обед,
А вот так, чтобы прямо любимою быть —
Так не умею.
Я обвислая груша морального айкидо,
Тяну из соломинки всю эту канитель.
Удоды освобождаются по УДО
И с ходу в мою постель.
Видно, это заразно: что ни товарищ — седой и тощий.
У лучшей подруги съёмная будка в Мытищах,
У каждого одноклассника сука тёща.
В общем, такая вот скукотища".
Смотрит в робкую публику — было ли им в угоду?
Гладит булавочку, что от сглаза, на ситце ленном.
Все соглашаются: Оленька — горе года.
Мисс неудавшаяся Вселенная.
Дома Оля снимает фактический плащ и ментальную рясу.
Снова становится самой любимой женой.
- Все они, Вова, завистники и пидарасы.
Хочешь вертеться — ной.