Мужские руки
«Мужские руки» — это «низачем». Они нужны, когда стреляют войны —
Смеется Гитлер, счастлив Пиночет. Густеет мир, и жить одной спокойней.
Я не ребенок. Я одна могу: играть, мостырить, не бояться пугал,
В лицо смеяться умному врагу, который был, и, может, будет другом —
Ведь не война, хоть много лиц и рож, одни: давай, другие робко: дашь мне?
Справляюсь. Днем.
А ночью снится рожь.
В ней что-то ждет. И это правда страшно.
Не Сэлинджер — «Над пропастью во ржи», здесь небо кроет черный дым и копоть.
Бежишь. Летишь. Упала.
Все, лежи.
Страшней, когда не пропасти — окопы.
Во сне кричат: огня, убит комбат, и столько боли и свинцовых стонов.
Нужны мужские руки, чтоб поймать.
Поднять.
…понять, что ты — еще ребенок…
К нему на грудь, чтоб крепкая рука тебя закрыла сверху ненароком.
Хрящами коченеют облака, ты беззащитна — прострелили локоть,
И тявкает проклятый пулемет.
Ночей так много, что убьют однажды.
Я знаю, это сон, и он пройдет.
Ребенок — не пройдет.
В любом и каждом.
«Мужские руки» — это «низачем»?
Поймать.
Поднять.
Понять.
Да разве мало?
Как хорошо — ребенком на плече.
Да, не война — но как же ты устала.
Он шепчет: ну, не плачь… махнем на юг… Уже не страшно? Может, хочешь в Киев?
Так много есть на свете крепких рук, а защитят немногие — мужские.
На грудь, и слушать сердца крепкий стук. Уснуть — не умереть. Искать спросонок.
…так много есть на свете крепких рук.
Немного тех, в которых ты — ребенок.