Месяца полтора назад одна дама написала вежливое письмо, попросила позволения прислать свой роман.
Я не менее вежливо ответила, что не имею никакого отношения к журналам, издательствам и, к сожалению, не располагаю свободным временем.
Дама написала снова, была настойчива, но по-прежнему вежлива, упомянула, что в романе поднимаются вечные вопросы, в общем, просто прочтите и в двух словах выскажите своё мнение.
И я, слабая духом, сдалась.
Прочла.
Всё не смогла, не то здоровье.
Два дня промучилась написанием ответа, толсто намекала на свой далёкий от безупречного литературный вкус, вся изошлась на реверансы и поклоны, чтоб только не обидеть.
Не письмо, а гимн лицемерию, самой стыдно.
И огребла.
Дама, отбросив ненужную вежливость, легко перешла на «ты».
Короче говоря, разрешите представиться: глупая неблагодарная тварь с раздутым самомнением и ядовитой душонкой, злобная идиотка и выскочка-подпевала.Далее только цитаты. Так, навскидку. Там на каждой из 153 страниц россыпь.
«В пасти демонов». Роман.
Молчаливо стоял вековой бор. Андрей пробирался сквозь могучие кусты и деревья.
За его смятым лицом жила нетронутая детская душа.
Анета подошла к роялю и занесла над ним руки.
От страшного удара в спину Андрей упал навзничь, но сумел отползти к крыльцу.
Она взмахнула руками, как изящными белыми птицами.
В девичьем крике о помощи отчаяние не заглушило мелодичность.
— Убери свои грязные деньги! — сказала Анета. Отец послушался и убрал.
Платонов криво улыбнулся, обнажив жёлтые пропитые зубы.
— Какие у неё шелковистые ресницы, — подумал Андрей, трогая локон.
В пристройке заверещали свиньи.
Ярослава обвела руками своё пышное тело.
— Я вытащил тебя из грязи, а ты облил меня неблагодарностью. — сказал Платонов и поперхнулся.
— Я мечусь между долгом и любовью, между страстью и ужасом, что мне выбрать, подскажи, — прошептала Анета, свернувшись в клубочек.
Хенесси ударил в голову и в ноги, захотелось петь, признаваться в любви всему миру.
Француз быстро заговорил по-французски, холодно улыбаясь. Глаза его выдали.
— Что это? Стравинский? — спросил Андрей.
— Рахманинов, — засмеялась Анета. — Я сразу поняла, ты умеешь чувствовать музыку. Ты даже подпевал!
— Ах ты моя умница, — хохотнул Андрей.
Старые ворота с грустью заскрипели. За ними лежал двор, а за двором колодец.
Солнце осветило захолодевшее тело Платонова и снова ушло за облака.
— Почему мы не можем быть как все? — мучительно думал Андрей. Вокруг в запахе фиалок радостно шумела Ницца.
— Наш род очень древний. Но отец предал благородство крови предков.
Деньги шелестели, как шелестит осенней листвою октябрь, ветер задумчиво пошевеливал их.
Правое колесо съехало в кювет, машина запрыгала как игривый жеребёнок.
Ярослава резко оглянулась. На снегу виднелись две цепочки снегов — её собственные и чьи-то. Кто-то дышал в шею.
— Ты сможешь простить меня? — спросил отец, спрятав глаза под бровями.
Кровь была везде, повсюду, даже на стульях, даже на абажуре, её густой запах разъедал слизистую оболочку носа. — Здесь что-то случилось, — решил Влад.
Француз бросился бежать к парапету, но точный выстрел положил ему конец. Андрей повернулся к Анете и наконец ответил на её молчаливый вопрос: — Да, мы всегда будем счастливы. Всю жизнь. Всю вечность.