Быть может, предок мой был честным палачом:
Мне маки грезятся, согретые лучом,
Гвоздики алые, и, полные угрозы,
Махрово-алчные, раскрывшиеся розы.
Я вижу лилии над зыбкою волной:
Окровавленные багряною Луной,
Они, забыв свой цвет, безжизненно-усталый,
Мерцают сказочно окраской ярко-алой,
И с сладким ужасом, в застывшей тишине,
Как губы тянутся, и тянутся ко мне.
И кровь поет во мне… И в таинстве заклятья
Мне шепчут призраки: «Скорее! К нам в объятья!
«Целуй меня… Меня!.. Скорей… Меня… Меня!..»
И губы жадные, на шабаш свой маня,
Лепечут страшные призывные признанья:
«Нам все позволено… Нам в мире нет изгнанья…
Мы всюду встретимся… Мы нужны для тебя…
Под красным Месяцем, огни лучей дробя,
Мы объясним тебе все бездны наслажденья,
Все тайны вечности и смерти и рожденья».
И кровь поет во мне. И в зыбком полусне
Те звуки с красками сливаются во мне.
И близость нового, и тайного чего-то,
Как пропасть горная, на склоне поворота,
Меня баюкает, и вкрадчиво зовет,
Туманом огненным окутан небосвод,
Мой разум чувствует, что мне, при виде крови,
Весь мир откроется, и все в нем будет внове,
Смеются маки мне, пронзенные лучом…
Ты слышишь, предок мой? Я буду палачом!