Конь был норовистым и сытым.
И стать, и рысь на знатока.
Когда он землю бил копытом,
Земля пружинила слегка.
Глаза с дичинкой, бег упругий,
Шел рысью он, как будто плыл.
А если ржал, по всей округе
Дрожали спины у кобыл.
Конь рос без привязи, на воле.
Не знал как обжигает кнут,
Как не дает увидеть поле
На шее стянутый хомут.
Он по-лошадьи понял землю
Как степь без края и конца,
Как запах овсяного стебля,
Как звон ночного бубунца.
Но как-то раз его поймали,
Взнуздали грубо и с трудом,
В вагон товарный затолкали
И увезли… на ипподром.
Прошел он выучку, конюшня
Поприсмирила жеребца
Он стал барьеры брать послушно
И чтить жокея-молодца.
Конь скоро вышел в чемпионы,
Попал в газеты и в кино.
Но есть жестокие законы
И непредвиденное «но».
Жокей однажды растерялся
И, крепко натянув узду,
Вперед невовремя подался,
И конь… споткнулся на ходу.
На четырех ногах, а тоже…
Не повезло ему всерьез.
И жизнь, прихрамывая, дожил
Как золотарь и водовоз.
Стуча разбитыми ногами
В брусчатку пыльных мостовых
Понуро прядал он ушами
От невеселых дум своих.
И лишь в ночное время суток
Коняге грезилась порой
Страна цветов и незабудок
И жеребенок молодой.