Стояла солнечная и теплая погода, как для поздней осени. Золотистое покрывало листьев успело потемнеть и стать некрасиво темным. Коричневые полосы вдоль дорог как бы подчеркивали очертания прямых линий, раскрошившихся от времени бордюров. Маленький городок жил своей жизнью. Люди суетливо мельтешили по улицам, погруженные в свои заботы. Черная, до зеркального блеска наполированная машина, с буквами «АА» в начале номера, которые предательски выделяли ее среди всех остальных авто, почти бесшумно подкатилась и медленно остановилась у одного из подъездов пятиэтажного дома. Ничем непримечательный дом, выкрашенный в зеленую краску, потемневшую напрочь от старости, с черными обветшавшими окнами и покосившимися дверями, с полуразбитыми лавочками с обеих сторон дорожек к дверям. Таких домов сотни в этом городе. Пассажирская дверь машины с характерным тихим щелчком открылась, и из машины появился мужчина лет тридцати пяти в черном как смола пальто. Он уверенно шагнул на ковер из грязных листьев. На руках были одеты тонкие кожаные перчатки. Он ловко достал из кармана пачку сигарет и блестящую желтую зажигалку. Достав сигарету и зажегши зажигалку, он жадно затянулся. Если бы кто-то стоял совсем близко, то непременно услышал бы треск табака в сигарете, запах кожи перчаток и терпкий запах бензина от зажигалки. Выдохнув струю дыма, мужчина, слегка повернувшись к открытой двери, четко, но не громко спросил:
— Это здесь?
— Да, Константин Александрович. Мы все проверили. Дважды — донесся хриплый голос из авто.
— Это хорошо — не совсем радостно ответил мужчина.
— Номер какой?
— Тридцать семь.
— Ясно.
Он снова затянулся. Затем отвернул перчатку и глянул на часы, которые ярким зайчиком блеснули на солнце. Пять часов, подумал он, должно быть она уже дома, ведь сегодня суббота. Небрежно выбросив недокуренную сигарету и тяжело выдохнув, он направился в сторону парадной. Его темный силуэт быстро исчез в черном дверном проеме подъезда. В коридоре, мигая, еле-еле светила лампочка, висевшая на двух оголенных проводах, которые как попало, торчали из стены. Он посмотрел на первую дверь. «Тридцать девять», было написано черным маркером, аккуратным почерком прямо на деревянной двери, краска на которой, давно облупилась и осталась лишь маленькими островками. Он посмотрел левее, «тридцать восемь», на двери, которая похабно сварена из трех листов кривого, но довольно толстого металла. Еще шаг и вот он перед коричневой, почти блестящей дверью, с ровненько наклеенными золотистыми циферками «три» и «семь». Он подошел к двери и вздохнул. Поправив перчатки, он взялся за ручку и плавно надавил вниз, дверь с легким скрипом подалась и через образовавшуюся щель, в коридор подъезда яркой полосой стал попадать солнечный свет…
Он уверенно шагнул через порог. Старый пол, скрипнул под его ногами. Прямо, была дверь со стеклянным проемом, скорее всего, на кухню. Дверь была приоткрыта и от туда доносился стук ложки и противное сербанье. Справа, дверь была закрыта. На ней висел календарь с забавными котиками за две тысячи какой-то год. Слева — дверной проем, который был завешен деревянными висюльками, которые слегка покачивались. Он протянул правую руку и обратной стороной ладони раздвинул пучок висюлек и заглянул в комнату. За секунду, он окинул взглядом всю комнату. В углу стоял советский полированный шкаф, дальше от него — стол, на котором стоял монитор, под которым как будто живая, спряталась мышь. Под столом шумно работал старенький компьютер. Стул от стола был далеко отставлен и между ним и столом, валялась клавиатура. Клавиатура лежала кнопками вниз, а ее кабель, заканчивался не разъемом, а четырьмя торчащими в разные стороны разноцветными проводами. Вторая половина кабеля, лежала прямо пред входом в комнату. В другом углу, стояла тумба, на которой стоял телевизор. В уголке виднелся перечеркнутый динамик, а на экране менялись кадры какого-то музыкального клипа. На полу, криво лежал ковер, с причудливым узором. Обои были выцветшие и пожелтевшие, местами и вовсе отставшие от стены. Шторы были раздвинуты, и солнечный свет ярко заливал комнату. Стекла металлопластикового окна, были настолько чисты, что создавалось впечатление, что их нет. Напротив телевизора, стоял большой новенький диван. Подушки и одеяло, были разбросаны по нему, создавая «горный» рельеф. Вдруг, он услышал всхлип. Он нахмурил брови и всмотрелся в угол, где стоял диван. Там сидела она. Она обняла свои ноги и уткнулась головой в колени. Она плакала. Он резко рванул к дивану. Она даже не пошевелилась, она попросту не слышала, ни его шагов, ни скрипа старых досок на полу. Он сдернул перчатку с левой руки и бросил ее на диван. Нежно проведя рукой по ее белокурым волосам, которые переливались на солнце, он склонился над ней. Она резко подняла голову и вскрикнула:
— Ну, отстань же!
Ее лицо было опухшим, с легкими синяками под впавшими, потухшими глазами. Увидев его, она опустила голову и заплакала еще сильнее. Через секунду, она снова подняла голову и захлебывающимся голосом спросила:
— Зачем? Зачем ты приехал?
— К тебе.
Глупее ответа он не давал еще никогда, поэтому через долю секунды выпалил:
— За тобой!
Вдруг из кухни, раздался глухой вскрик:
— Что-что?
И в комнату, слегка запутавшись в висюльках и что-то дожевывая, вбежал мужчина.
— Слышь, ты кто такой? Ты что здесь делаешь?
Он подбежал к мужчине в пальто и хотел его схватить, на что тот, в свою очередь выставил руку в перчатке и за лицо оттолкнул атакующего в сторону. Мужчина повалился на пол и резко вставая, закричал:
— Ах ты, шалава, я ж так и знал! Проститу…
Не успев договорить, но, уже успев встать, он получил мощный удар кулаком прямо в нос, что снова повалило его на пол. Темно бардовая кровь хлестала во все стороны, заливая не только лицо, а и все вокруг. Сочилась тонкими струйками сквозь пальцы, которыми мужчина пытался сдержать ее. Придерживая одной рукой нос, он на четвереньках пополз в сторону кухни, оставляя за собой кровавые разводы и что-то бормоча.
— В контакте… грр, друг… грр, сука… Грр… Сейчас…
Мужчина в пальто, взял девушку за руку и чуть ли не в приказном тоне, сказал:
— Вставай! Вставай, я тебе говорю!
— Зачем? Ну скажи мне, зачем?
— Юля! Хватит! Вставай!
Она поднялась с дивана и вцепилась в него, крепко обняв за шею. Такое ощущение, что она все сильнее и сильнее рыдала, дрожа, как замерзший щенок.
В этот момент в комнату снова ворвался второй. В руке, блестя на солнце как магический, был нож.
— Ну что, сука! Иди сюда! Я вас обоих сейчас!
— Женя, не надо! Что ты делаешь? Остановись! — вскрикнула она.
Тот, что в пальто, одной рукой отодвинул ее за спину и сделал большой шаг на встречу окровавленному и обезумевшему парню. Он резко и уверенно схватил его одной рукой за кисть с ножом, а второй, которая была в перчатке, за горло и поволок на кухню. Выцарапавши нож, он с силой толкнул соперника на обеденный стол, а сам с ножом вышел в коридор, сильно хлопнув дверью на кухню. Стекло в двери не выдержало и со звоном, словно сотни алмазов, рассыпалось по полу. Лишь несколько осколков, играя бликам солнца, продолжали торчать в проеме.
Константин вскочил в комнату и швырнул на диван нож, перед этим забрав оставленную на нем перчатку. Она стояла неподвижно возле окна, в лучах вечернего солнца. Он взял ее за руку и сказал:
— Ну, пойдем же!
— Я…
Она не договорив, двинулась за ним. Дверь в квартиру была все еще открыта. Пропуская ее вперед, чтобы она могла обуться, он на мгновенье задержался в коридоре. В ту же секунду, за спиной раздался треск стекла и через проем в кухонной двери, словно бешеный кот, летел Женя, с огромным куском стекла в руке, который по форме напоминал турецкий ятаган. Понимая, что он не успеет развернуться, мужчина в пальто, с силой рванул спиной вперед. Стекло до половины вошло в спину, а остальная половина, обломившись, осталась в окровавленных руках нападавшего. От резкой боли, ноги подкосились и они с грохотом, рухнули на пол. Мужчина в пальто мычал от боли, ерзая на теле второго.
Она стояла в дверях и с ужасом, не издавая ни звука, смотрела на это кровавое месиво. Женя лежал на полу, его голова неестественно была наклонена в сторону, опираясь на кухонные двери. Из шеи, пульсирующими струйками, текла кровь. Он громко хрипел, и жадно хватал воздух ртом. Мужчина в пальто, уже почти встав, кряхтел от боли. На черном пальто, крови видно не было. Он подошел к ней, взял ее за руки, и едва коснувшись губами лба, прошептал:
— Все будет хорошо, ведь я тебя люблю…
В глазах потемнело, в ушах стоял гул, а под ногами была уже приличная лужа крови. Он, подкосившись, оперся на одно колено, обнял ее за ноги и зажмурив глаза завалился на бок, а лужу крови, мелкими каплями, скатываясь по щекам, разбавляли ее слезы…