я не хочу играть, умножая фразы, —я нашу жизнь хочу написать сначала. я не встречала подобных тебе — ни разу. и знаешь, более настоящего не встречала.

Как живёшь-то ты, детка, с этой большой душой?
Где умудряешься эту громадину размещать?
Да ещё приглядеться если: на ране шов,
и ещё один, и здесь. Как же ты дышать
исхитряешься, детка, мыслить, идти вперёд,
улыбаться и строить планы, и жить вовсю?
Тут, кажется, сдохнуть, ан нет же — наоборот:
живёшь ведь ещё сильнее — какой-то сюр.
И эти твои безвыходные стихи,
в которых — такие безвыходные слова…

А если знать, что ты носишь с собой стрихнин,
то совсем непонятно, как ты ещё жива.

я тебя пустила уже по венам — и непросто будет потом отдать.
мы с тобой так резко сломали стены. впрочем, стен и не было никогда.
танцевать — как способ полёта в космос. то же — провалиться в твои глаза.
хорошо, что ты не задашь вопросов: я не знаю, что мне тебе сказать.
но слова — как море, как водопады, как бездонный вихрь — и тишина.
больше нет дурацких «нельзя», «не надо» — есть туман, агония и волна.
а вот это «я не имею права» остаётся где-то в других мирах.
мы же чувствуем — значит, конечно, правы. ночь всегда легко растворяет страх.
понимать, что истинно, свято, важно — и держаться этого — как костыль.
я курю, вспоминая про день вчерашний и пытаясь судорожно остыть.

р.s. но не мной ли пахнут твои рубашки, наконец дождавшиеся весны?