Вчера, лежа под одеялком в уютном купе и направляясь в Донецк, я предвкушала, какой фильм буду смотреть. Накануне муж по моей просьбе скачал мне несколько. И вдруг увидела, что он к ним добавил от себя «Чебурашку». Да ладно, думаю, гляну пару минут и включу «Последнюю дорогу» с любимой Анной Каменковой. Но через пару минут я уже не могла оторваться, хотя абсолютное зло и желающее казаться циничным добро были абсолютно предсказуемы. Такие вполне себе типичные персонажи, но что-то не давало мне выключить фильм. А через полчаса я уже заливалась над ним слезами, благо соседки мои спали, в купе царил полумрак и ничто не мешало мне вытирать слезы пододеяльником.

Сегодня Донецк встречал меня морозным ветром и солнцем, пустым холодильником и пересохшими кранами, а еще свистом «градов» и какими-то неподдающимися идентификации разрывами. На Петровке погибла неведомая мне мама, а ее дочери перебило позвоночник. У обеих — красивая фамилия Оларь. Что-то старинное в ней звучит и одновременно французское. Чьи-то очередные дома превратило в руины. И что-то вдруг так меня накрыло, что я села на диван в пустой квартире и разрыдалась, как давно уже не плакала. Тут и непонимание Москвы, и осознание, что никто нас и не обязан понимать, и боль за всех дончан. Мы все и есть тот коллективный Чебурашка, которого когда-то отвели за руку в чужой злой дом. И никак не заберут оттуда.

А еще поняла, что лучше не уезжать отсюда никуда, контраст такой, что по возвращении никакая перезагрузка не в силах с ним справиться.