Жил-был в Киеве Хаим Бейгельман. Владел пекарней, в которой пекли и продавали бублики — бейгелах по-еврейски. Рассказывают, что, когда самого Хаима в Киеве уже давно не было, еще очень долго киевляне шли за бубликами «к Бейгельману»…
В 17−18 годы прошлого века в переходящем из рук в руки Киеве свирепствовали еврейские погромы. И Хаиму Бейгельману это очень не пoнравилось. Kупив билеты на пароход, oн через некоторое время начал печь свои бублики в маленькой пекарне на… Манхэттене.
В Киеве в то же время жил журналист Яков Давыдов. Ну, каким журналистом мог быть бедный еврейский парень? Писал всё, что мог, и публиковал всюду, где брали: новости и фельетоны, и даже стихи… Зарабатывал на хлеб и на… бублики, которые порой покупал к пустому чаю у Бейгельмана.
На чай с бубликами Якову денег хватало, а вот на билет в Новый Свет — увы… Доехал он до Одессы, там и осел. Познакомился с Ильфом, Петровым, Катаевым, Паустовским. Взял псевдоним — Яков Ядов. Начал писать в газеты и сочинять полублатные песенки. Время было подходящее, и к началу 1926 года вся Одесса напевала «Лимончики» и «Мурку» (надо признать, что авторство «Мурки» наряду с Яковом Ядовым приписывают и рижскому композитору Оскару Строку).
Однажды куплетист Григорий Красавин наиграл на скрипке своему приятелю Яше Ядову симпатичную мелодию и попросил сочинить какие-нибудь стихи. Через полчаса он получил новую песенку, а на следующий день ему уже аплодировал «Гамбринус». А потом «Купите бублики» запели и Одесса, и Москва…
Ночь надвигается, фонарь качается,
Всё погружается в ночную мглу.
А я несчастная, торговка частная
Стою и бублики я продаю.
Купите бублики, горячи бублики!
«Бублики» пересекли океан и «доплыли» до Нью-Йорка, где в семье Хаима Бейгельмана подрастали четыре дочери — Клара, Мина, Сейл и Джули.
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайкэ
Тум-бала, тум-бала, тум-балалайкэ,
Тум-балалайкэ, шпил, балалайкэ,
шпил, балалайкэ, фрэйлех зол зайн!
Хрущевская оттепель. Время счастливых надежд. В «железном занавесе» начали появляться маленькие окошки. 25 июля 1959 года в Москве Н.С.Хрущев и вице-президент США Р. Никсон открыли американскую выставку «Промышленная продукция США». А в Зеленом театре Парка имени Горького прошел концерт американских артистов. Известный певец пел и играл на банджо, зрители дружно аплодировали жонглерам. А потом… потом на сцене появились две красотки — очаровательные, стройные, сияющие знаменитыми американскими улыбками. Заиграл оркестр и…"Бублички, койф майне бейгелах …"
Зал ревел от восторга. «Мы, таки, оказались с Мирной потрясены, когда вышли на сцену и увидели перед собой 20 тысяч зрителей, — вспоминает Клэр. — Я помню, там в передних рядах сидел раввин, так он все время раскачивался». Певиц долго не отпускали, а когда они, тронутые приемом, как бы чуть смущаясь, объявили дуэтом в микрофон «Отчи чьорные», зал вскочил и заревел от восторга.
Этот известный русский романс на слова Гребёнки в джазовой аранжировке Абрама Эльштейна приобрел совершенное новое звучание, он давно уже стал хитом мирового музыкального искусства, а в России прозвучал тогда впервые. Первый куплет певицы исполнили на русском языке. Зрители долго их не отпускали. «После того, как мы спели „Очи черные“, публика встала с мест, сделала движение вперед, казалось, сейчас они рванутся на сцену. Только раввин сидел на месте и по-прежнему раскачивался. После концерта ко мне подошла женщина в гримерку, я не знаю, как она туда проникла, стала меня обнимать и плакать, я ей дала небольшую нашу пластинку, так она ее засунула под юбку, под нижнее белье, чтобы никто не увидел из Ка-Джи-Би»…
Слово «Башерт» на идиш означает «то, чему суждено было случиться». Хаиму Бейгельману было суждено осесть в Нью-Йорке и жениться там на эмигрантке из Австрии, красавице Эстер. Их детям суждено было иметь не очень обеспеченное, но теплое детство. Старшая, Клара, вспоминала:
«Семья была большой и дружной. Мы всегда ели только вместе, отдыхали вместе… вместе помогали маме. Телевидения в те годы не было. Каждое воскресенье мы буквально замирали у радиоприемника и слушали еврейскую музыку и детскую музыкальную передачу, в которой талантливые дети… пели, играли на скрипке и пианино».
Две старшие девочки Клара и Мина хорошо пели. А Эстер, их мама, заботилась не только о том, чтобы дети были сытыми и чистенько одетыми. Однажды она сказала мужу: «Если те дети могут петь на радио, почему наша девочка не может что-то спеть?» И повезла Клару на прослушивание. Девочка понравилась, ее пригласили спеть в детской музыкальной передаче. Клара спела на идиш песенку «Папиросы». Ее хвалили, и, казалось бы… дело сделано. Но Бог дал девочке маму не только добрую, но и умную.
Была у Клары подружка Белла. Ee cемья была зажиточной, девочку учили играть на пианино. Эстер пошла к маме Беллы и спросила: «Сколько это вам стоит?» Та ответила: «Пятьдесят центов за час». Эстер попросила: «Я буду платить вам 25, пусть Белла учит Клару». Белла учила Клару, а Клара — сестренку Мину.
Девочки начали петь на радио. Нашелся человек, который не только аккомпанировал сестрам, но и учил их музыкальной грамоте. А за каждое выступление они получали по пять долларов — деньги по тем временам приличные. Клара как-то призналась:
«Обучение шло с трудом, и я бы, конечно, давно плюнула на это нудное дело, если бы не… обещанные пять долларов. Для меня это было настоящим богатством!»
Ни Клара, ни Мина не бросили «это нудное дело». Они продолжали петь в передаче «Дядя Норман» на радиостанции WLTH. Так в 30-х годах в Нью-Йорке родился дуэт «Сестры Бейгельман».
Вторая авеню в конце 30-х-начале 40-х ХХ века была известна как «Идиш-Бродвей». Более 20 драмтеатров и два театра оперетты играли и пели на идиш. Долгие годы президентом Еврейского актерского союзa был Герман Яблоков.
Ночь туманна и дождлива, за окном темно,
Мальчик маленький рыдает только об одном.
Он стоит, к стене прижатый
И на вид чуть-чуть горбатый,
И поет на языке родном:
Друзья, купите папиросы!
Подходи, пехота и матросы!
Подходите, пожалейте,
Сироту меня согрейте!
Посмотрите, ноги мои босы.
Это не просто песня — это история России конца 20-х: порушенные семьи, убитые родители, бездомные дети.
Развеселая музыка несется из кафешантанов портового города. Под дождем мокнет худенький замерзший подросток, пытаясь продать папиросы и заработать на кусок хлеба. А мимо проходят хохочущие матросы. Им дождь не страшен: они зайдут сейчас в кабак, выпьют, согреются. А мальчишка — сирота, беспризорник — стоит, никому не нужный щенок…
Ho aвтор «Папирос» никогда не был в России. Песня была написана в СШA уроженцем польского Гродно Хаимом Яблоником. В 1924 году через Германию и Голландию ему удалось добраться до США. Он сменил имя, на Идиш-Бродвей играл в театрах, режиссировал. Писал пьесы и песни уже не Хаим Яблоник, а Герман Яблоков. Один из спектаклей назывался «Папиросн». В нем в 1932 году впервые прозвучала песня:
А сестра моя в неволе
Погибает в чистом поле —
Так свое я детство потерял.
Друзья, купите папиросы!
«Папиросн» пели многие. Но настоящим шедевром песня стала в исполнении сестер Бэрри. Ее слушали во всем мире, где гастролировали американские певицы. Слушали и плакали даже те, кто не понимал идиш…
В конце 30-х гг. Клара и Мина сделали свои первые записи на радио. Они пели на разных языках: английском, русском, идиш. Среди множества знаменитых в США музыкантов тех, кто писал для них песни, аккомпанировал, продюссировал, особое место занимает Абрам (или на американский манер — Эйб) Эльштейн. Был он талантливым музыкантом, композитором, импресарио сестер и аранжировщиком песен, которые они пели. «Бублички», «Аидише мамэ», «Тум-балалайка» в его аранжировке зазвучали как современные джазовые шлягеры. При этом в них отчетливо звучали мотивы оставшихся в прошлом еврейских местечек, полузабытыe мелодии песен, которые пели нам в детстве мамы… Всё это делало пение сестер не только услаждающим слух, но и будоражащим души… Записанная ими на нью-йоркском радиопрограмма Yiddish Melodies in Swing (песня «A Chasseneh») произвела ошеломляющее впечатление.
Сейчас уже не узнаешь, кто первый произнес вслух: фамилия Бейгельман звучит не совсем по-американски. Девушки взяли себе сценические псевдонимы: Клара стала Клэр, а Мина — Мэрной. Как вспоминали очевидцы, Мэрна взяла… телефонную книгу и выбрала красивую, звучащую совсем по-американски фамилию Бэрри… Так появился дуэт «Сестры Бэрри».
В октябре 1973-го года «Сестры Бэрри» гастролировали в Израиле. Шла война Судного дня. Они пели перед солдатами, пели в госпиталях… Как-то зашли в палату, где лежал в гипсе и бинтах раненый. Возле него тихо плакала мама. Сестры заговорили с ней, и она pacсказала, что сын уже три недели лежит, не шевелясь и не говоря ни слова. Клэр позднее вспоминала: «Мы переглянулись и потихоньку запели: „Хава нагила… хава…“ И вдруг парень шевельнул перебитой ногой — как бы в такт мелодии… Это было поразительно! Его мать не могла поверить своим глазам и только обнимала нас и плакала…»
Советский Союз, 60-е, 70-е… В радиоконцертах «По заявкам зрителей» никогда не пели сестры Бэрри. Американских сестeр не показывали в «Голубых огоньках». Но их популярность была невероятной. Фантастическoe сочетание песен ушедшего в небытие еврейского местечка и зажигательных мелодий бродвейских мюзиклов делали песни сестер Бэрри неповторимо прекрасными. Но причина популярности американских певиц была не только в этом… Родившиеся в Бронксе, выросшие в Нью-Йорке, прославившиеся в Америке и во всем мире, красавицы сестры никогда не скрывали, что они еврейки.
И когда из старых магнитофонов звучала вроде бы старая, полузабытая, но такая веселая и такая современная еврейская песня, люди верили, что сгоревшие в пожарищах войны еврейские местечки, миллионы погибших, гонения уже в мирное время — вcё в прошлом. Hаш народ всё пережил и наш народ вечен!
В последний раз сестры Бэрри вышли вместе на сцену на гастролях в Австралии. В 1976 году неожиданно умерла Мэрна. Никогда не болевшая, 53-летняя красивая женщина сгорела от безжалостной болезни. Вместе с ней умер и дуэт «Сестры Бэрри». Спустя много лет в одном из своих последних интервью Клэр сказала:
«Я так благодарю Бога за всё, что он дал мне в жизни. Он давал мне всегда так много. Я должна жить, пока живу…»
Oна долго вообще не пела. Потом подготовила несколько программ с Эмилем Горовцем, с Яковом Яхно…
В 2009 году во Флориде 89-летняя Клэр Бэрри последний раз вышла на сцену. Она пела «Майн идише мамэ», и в зале плакали. Стояли слезы и в прекрасных глазах самой певицы. Может быть, она в этот момент мысленно обратилась к своей маме:
«Мамочка, спасибо тебе, это только твоя заслуга, что мы стали петь и известны во всем мире».
Клэр Бэрри ушла из жизни в 2014 году. Ей было 94 годa.