Да будет так
…
Катя ревет белугой, колотит рукой об пол —
Он обозвал её глупой и больше к ней не пришёл.
Катя сидит и плачет, Катя допьет вино.
Всё ничего не значит. Катеньке всё равно.
Катя бежит за папой (девочке снова три).
Катя бежит и плачет: «папа, не уходи!»
Кате почти что тридцать. И (двадцать семь клятых лет)
Катя ищет в мужчинах папу, чтобы узнать ответ.
Оле почти что сорок. Кошка и три кота.
Воспоминаний ворох, но Оля совсем одна.
Олечке снова девять — папа пришел с другой.
Девочка хмуро цедит: «ну же, вали, не стой!»
Вот они все и «валят», Оля живёт в котах.
Котики не оставят. «Котики» — полный швах.
Оля их всех отвадит (гордо), но по ночам
Девочка просит папу: «Пап, возвращайся к нам».
Марье Петровне скоро будет за шестьдесят,
Держит себя так строго, цепкий, колючий взгляд.
Марьи Петровны маме будет почти что сто.
И (вот как уже лет сорок) женщине «все равно»:
«Петька совсем свихнулся (моложе жена, чем дочь)
Вот бы он к нам вернулся…, — мечтательно просит в ночь.
Будем опять все вместе, будет опять семья.
Маша не будет плакать. Всё бы простила я!»
Бывают на свете раны, которые так болят,
Что их не залечат годы, не спрячет колючий взгляд.
Бывают на свете папы, которые в тьме ночи
Скрываются, словно крысы. Хоть вой ты и хоть кричи —
Папочка не вернется. Папа ушел к другой…
Маша сейчас проснется, дрёму сорвёт рукой,
И побежит на кухню, ножками колотя…
Мама смеются с папой. Машенька не одна.
Стоп, выдыхаем, Маша. Всё, отмотай назад.
Больше не будешь строгой. Ласковый, нежный взгляд.
Папа с тобой. Он любит. Папа не крыса, факт.
Папа с тобою будет.
Боже,
Да будет
Так.