`
— Что творишь, негодяй? — мамин голос наполнен силой,
Разъярённые слёзы отмыли концы ресниц.
Только что улыбалась, полола, траву косила,
А сейчас — за лопату, и не избежать резни.
Обошла полукругом обидчика, словно Тайсон,
Прегрешения в памяти — намертво, как на клей…
— Сколько можно просить — на глаза мне не попадайся?
Распоясался! Вон убирайся и не наглей!
Раз в неделю приходишь, ни продыха, ни спасенья
От тебя, паразита! — показывает стакан:
— Вот куплю послезавтра в дежурной аптеке зелье —
И подсыплю отраву! Не дрогнет моя рука!
Пахнет зрелым июнем, цветущей макушкой лета,
Оплетают арункус непрошенные вьюны.
Борщевик прошлогодний беззлобным сухим скелетом
Свысока наблюдает за ходом большой войны.
Кот соседский мышкует, балуется, глазом косит,
В белом клевере вырыта маленькая нора.
Зависают над лилией вдумчивые стрекозы:
Здесь им мёдом намазано, здесь стрекозиный рай.
— Да когда ж наконец издеваться тебе наскучит?
Пялишь зенки слепые! Испортил весь огород!
А на грядке усевшись, на новой взрыхлённой куче,
Смотрит снизу на маму живой одурелый крот.