…
Зазвонил телефон, на том конце провода раздается голос Иосифа Бродского…
Голос у поэта необычайно узнаваемый, окрашенный носовым призвуком…
Это не человек, а духовой оркестр, как описывает его Надежда Мандельштам…
Иосиф Александрович:
— Хотелось бы поесть борща
и что-то сделать сообща:
пойти на улицу с плакатом,
напиться, подписать протест,
уехать прочь из этих мест
и дверью хлопнуть. Да куда там.
Не то что держат взаперти,
а просто некуда идти: в кино ремонт, а в бане были…
(Ода на 1957)*
Я:
— А приезжайте к нам, Иосиф Александрович! Мама сварит прекрасный борщ. Обещаю, что ужин будет не хуже, чем в «Русском самоваре»…
Иосиф Александрович:
— Спасибо. Я подумаю. А Роман Каплан** подавал свой фирменный борщ с румяными мясными пирожками, между прочим!
Я:
— Так бабушка уже с утра навертела пирожки с ливером!
Иосиф Александрович:
— В сочельник я был зван на пироги.
За окнами описывал круги
сырой ежевечерний снегопад,
рекламы загорались невпопад…
(Зофья, 1962)***
Я:
— А я сварю крепкий кофе по вашему рецепту!
Иосиф Александрович:
— Почти уговорила! Только чур я буду разливать! Эспрессо на дне твоей чашки — единственная, как ты понимаешь, черная точка на мили вокруг. Таков здешний полдень.
(Набережная неисцелимых)****.
Иосиф Александрович относился к кофе особенно щепетильно. Он разливал кофе осторожно, чтобы не пролить ни капли на стол этой драгоценной жидкости, но делал это весьма забавно. Сначала наливал себе, потом в чашку гостя, потом добавлял в свою, затем подливал гостю. Этот ритуал мог быть бесконечным, как будто он разрешал какой-то внутренний спор. Когда этот конфликт не удавалось решить с первого раза, поэт внимательно оценивал каждую чашку и затем отливал из одной в другую, а иногда и обратно — пока не находил какого-то точного уравнения для этого дня…
Тут в наш телефонный разговор бесцеремонно вклинивается мой дедушка, выхватывая трубку из рук:
— Саныч! Мое тебе почтение! Водочки выпить со мной не изволите?!
Иосиф Александрович:
— Это можно! Только непременно «Московскую» с такой бело-зеленой наклейкой: И когда смотришь на это зеленое с белым, на эти черные буквы, то очень сильно балдеешь, половинка зеленого, а дальше белое, да? Такой горизонт, иероглиф бесконечности…
Дедушка (крякнув от неожиданности от появления столь тонкой философии):
— Ну вам, гениям, виднее!
Иосиф Александрович:
— Решено: еду!
Итак, на накрытом к ужину столе блистают тарелки и столовые приборы, в центре стоит фертом супница с бордово-красным борщом, ждут важного гостя бабушкины пирожки с ливером, томится водка в запотевшей бутылке и, конечно, шпроты — любимое лакомство поэта — на белой хрустящей булке. С кухни доносится ароматный запах кофе и яблочного пирога с корицей. Ровно в семь запел соловьем дверной звонок. Бабушка громко ахнула, и мы, побросав дела, кинулись к входной двери приветствовать долгожданного гостя. А Иосиф Александрович пришел в гости не один, а со своим обожаемым котом Миссисипи, которому мама тут же принесла миску с кошачьей едой. Бродский боготворил котов и часто себя сравнивал с ними. А этот бело-рыжий котяра разделил его одиночество в Америке, став единственным членом семьи…
Вечер прошел безупречно, на теплой дружеской ноте…
«Ужин с Бродским»
10.01.2017 г.
P. S.
*Лев Лосев. Иосиф Бродский, или Ода на 1957 год.
**Роман Каплан — Владелец ресторана «Русский самовар» в Нью-Йорке.
***Иосиф Бродский. Зофья. 1962 год.
****Иосиф Бродский. Набережная неисцелимых.