Жизнь
Мужчина думал так: мне сорок лет. А моей матери шестьдесят. А какая разница? Имею в виду возраст. Она такая же подвижная, как и я. И у нее острый ум. И у нее много разных дел, несмотря на пенсию. Значит, разницы нет. Ничего не произошло, что ей шестьдесят.
У нее иногда темнеют глаза, когда она говорит, что он не приезжает и редко звонит. Он все понимает, что она скучает. Но и она должна понимать, что у него работа.
Сорок лет — это пик. Это самый расцвет профессиональных возможностей. В сорок лет — полно энергии. Можно сорваться с места и переехать в другой город или даже в другую страну. В сорок лет можно поменять профессию.
А она, мать, не понимает. Так случается, что пообедать некогда. И вообще капризы — вещь несносная. Она же знает, что он ее любит. А чего еще надо? Зачем непременно названивать? Формализм это.
И у него дочка маленькая, и полно друзей, и они с женой иногда ругаются-ссорятся. А мать со своими приездами и звонками. Он утром уходит и вечером приходит. И бессонница иногда, и плохой аппетит. И конфликты на работе. И психологические «вывихи» жены.
Денег не хватает на отпуск. Почему-то начал болеть желудок. А мать упрекает, что не звонит и не приезжает. Мягко, но упрекает. И как ей объяснить, чтобы она «не дергалась»? Неужели она не понимает, что усложняет жизнь ему, своему сыну?
Так — в этой суете — пролетело лет двадцать пять. С женой развелись: так получилось. Может, еще и сойдутся? Разное бывает.
Он, конечно, не работает: ну ее, эту работу. Есть много разных иных дел. В конце концов, посмотреть самые лучшие фильмы мира. Прочитать самые лучшие книги мира. Спать утром в свое удовольствие. Затем — домашние тренировки, потому что на спортивный зал денег не хватает. Но ничего, он переживет: не барин. Можно придумать упражнения для дома. А еще хотелось бы английский подучить — для себя. Не для понтов, а для себя. Говорят, что это сохраняет память.
Только вот дело в том, что дочка стала какая-то колючая. Мужчина понимает, что она устает. Понимает, что у нее проблемный муж. Всё так: но он же отец, значит, уважать должна! Ей слово скажешь, а она тебе в ответ — десять. И все слова — колючие. Ей сорок, а ему — шестьдесят пять. Разница есть? Еще какая. Уважать должна его. Должна!
И вообще если ей не позвонишь сам — она и не вспомнит. Обидно немного, обидно. И к себе редко зовет. Он бы с удовольствием сходил. А она не зовет.
Мать его совсем состарилась. Слава Богу, что в своем уме. И ходит сама в магазин. И за собой ухаживает. И вот ей надо, чтобы он раз в неделю у нее бывал. Говорит, что ей одиноко. Что у нее душа болит.
И чего это вдруг душа разболелась? Крыша у нее над головой есть. Пенсия хорошая. Продуктов — полный холодильник. Здоровье вроде — тьфу-тьфу — нормальное. А душа заболела!
А он не может каждую неделю ездить. Потому что ему самому уже шестьдесят пять. Не наездишься! Да и зачем ездить, когда не по разу каждый день по телефону разговаривают? И вообще он убежден, что он в таком возрасте будет сидеть тихо-тихо, как мышка.
Пройдет еще лет двадцать пять? Что будет? Если он, конечно, будет жив.
А пока его дочь, которой сорок лет, думает: как она устала! Она даже выспаться не может, потому что работает, как проклятая. А тут еще отец пристал: испеки беляши. Ему-то хорошо: он на пенсии. И ему делать нечего. Вот и придумал беляши.
А в комнате сердится ее дочь. Ей четырнадцать. Она думает так: вот вырасту и уеду далеко-далеко, чтобы их всех не видеть! Как они меня достали. Какие они приставучие все! Сил уже нет. Никаких!
А они друг друга все очень любят. Между прочим.