Зима. Мороз. Уже не до прогулок,
Пересидеть в тепле я был бы рад,
Но душу тянет снова в переулок,
В то прошлое, в голодный Ленинград.

Детишками, закутанными в шали,
Худые, под глазами синяки,
Мы каждый день от голода бежали,
Но он повсюду камнем бил в виски.

Дружок мой Валька — парень был, что надо!
Сутуловат и ростом невелик,
Он сколотил дворовые отряды
И деловито мыслил, как мужик.

Мы провиант повсюду добывали,
Порою даже хлеб полусырой,
Хотелось спать, но даже не зевали,
Занятие казалось нам игрой.

И разделившись накрепко по парам,
Голодную развеивая грусть,
Бродили мы по гулким тротуарам,
Все закоулки зная наизусть.

Однажды день прошлялись без приварка,
С желанием хоть что-то раздобыть,
Картохи две — ни холодно, ни жарко,
Валёк вздохнул, мол, так тому и быть.

По «норам» разбредалась вся ватага,
Темнело… Мы решили напрямик,
Но Валька в переулке у продмага
Случайно заприметил грузовик.

— Бежим! — и мы рванули, что есть духу,
Через пустырь, где в землю врос трамвай,
Смеялся Валька: «Глядь, какая пруха!
Ну, где ты там, Санёк? Не отставай!»

Не зря мы, как скаженные бежали,
В ушах протяжно колокол звенел,
Там мужики арбузы разгружали,
От изумленья я остолбенел!..

У них всё это получалось ловко,
Как будто в цирке! Классно, хоть кричи!
Друг другу дядьки быстро, со сноровкой
Кидали полосатые «мячи».

И надо же такому вдруг случиться,
Мне словно в сердце сунули кинжал,
Один арбуз сумел-таки разбиться,
Нечаянно мужик не удержал.

Две половинки мякотью наружу
Краснели на булыжной мостовой,
Заплакал я, и чтоб не стало хуже,
Кусая губы, побежал домой.

За мною Валька ринулся вприпрыжку,
Отвесив матом что-то про родню,
Но громкий голос крикнул: «Ребятишки!
Постойте! Я же вас не догоню!»

Оторопели мы, как от конфуза,
И я ладонь у Вальки крепко сжал,
Две половинки битого арбуза
В руках озябших дядька тот держал.

— Берите! — протянул он их с улыбкой, —
Да не робейте, кушайте, мальцы!
Голодные, а бегаете шибко!
Мы тоже в детстве были сорванцы!

Домой брели уже неторопливо,
И каждый нёс арбуз в своих руках,
Я был, как Валька, грязный и счастливый,
Просохли слёзы даже на щеках.

Потом неделю, проявив отвагу,
Через пустырь, вот так же напрямик,
На пару с Валькой бегали к продмагу
В надежде, вдруг приедет грузовик!

Мы пережили это злое время,
Познав всю тяжесть тех голодных лет,
Вот только память бьёт порою в темя,
И к переулку тянется мой след.

Там нет уже давным-давно продмага,
И Валька сбросил с плеч сей жизни груз,
Ушла под крест дворовая ватага,
Но помнится расколотый арбуз.