С высоты открываются виды на сотни миров:
неизменную, вечную силу таёжной реки;
лабиринт небоскрёбов и улиц, сплетённых хитро;
разноликий прибой, что всегда оживлён — вопреки.

Вопреки нерушимости гладкого панциря льда,
вопреки обломившимся маховым перьям крыла,
высота — или ты? — говорит мне, что я молода,
что мне нужно и важно, что можно отмыть добела.

Высота убеждает негромко: давай, оттолкнись,
воспари, позабудь, отпусти. Улетай налегке.
Я безумно боюсь слишком быстро обрушиться вниз —
не орлице едва ли освоить спираль и пике.

Не орлице. Орлёнку. Пора бы и это признать.
Всем птенцам заложили науку простых виражей;
Кто-то — я — под чужими конспектами вяз допоздна,
кто-то плакался: мам, повтори, я запомню уже.

Неразборчивый почерк запутал, завёл в никуда,
и не дал мне умений писать молоком между строк;
только прямо — любовь и полёт одинаковы, да?

Я мечтаю взлететь. Ты, пожалуйста, дай мне урок.