«Ирина Александровна распоряжалась гигантским бюджетом, а ушла, как Сталин, в одной рубашке»
/предновогодняя беседа с главным Щелкунчиком страны Николаем Цискаридзе/

— Николай, всё идёт к тому, что Новый год мы встретим без «Щелкунчика»…

— Я думаю, что для своих всё равно станцуют. К артистам относятся как к обслуге. В 1861 году народ раскрепостили, а артистов забыли.
Слушайте, какая разница, сколько зрителей в зале, если, для того чтобы в Большом театре открылся занавес, тысяча человек должны выйти на работу? А закулисье? Маленькие гримерки без окон, узкие коридоры, вентиляции нет. Один чихнет — все заболеют. Я об этом еще в 2011 году говорил. Как предвидел.

— Сегодня после спектаклей публика спешит в гардероб. Где поклонники, которые часами ждали артистов у служебного входа?

— Истинные поклонники просто не в состоянии покупать билеты за такие деньги. Они ходили в театр каждый день, жили этим. По сути, именно для них мы работали. Но потом пришли «эффективные менеджеры», которые убили театр.
Знаете, как коронавирус ударил по Большому? Театру запретили сдавать площади в аренду. А раньше в каждом углу — или корпоратив или банкет. Торговали без остановки! Менеджеру не нужны настоящие ценители, потому что у них есть свое мнение, они, например, могут сказать, что спектакль не удался.
Я сам всю жизнь провел на перегородках между ложами, потому что все стулья были заняты. Сегодня такое невозможно представить!
В прошлом году я был на «Щелкунчике» в Большом театре. Партер пустой, зато от стоянки шел через строй спекулянтов, наперебой предлагавших билеты. Каждый новый генеральный директор Большого театра рассказывает, как он победил спекуляцию, но стоит выйти на площадь… А сколько амбиций в словах!

Повторюсь, ушла эпоха титанов. С кем остаемся мы — вот о чем надо задуматься.
На днях не стало Ирины Александровны Антоновой, с которой я дружил. Она была театралкой, всегда под Новый год смотрела «Щелкунчика», и я, как главный Щелкунчик страны, на протяжении восемнадцати лет оставлял ей лучшие билеты.
Да, не всем нравилась ее принципиальность, жесткость. Но это была позиция профессионала, в интересах дела, без мысли что-то урвать. На протяжении стольких лет Ирина Александровна распоряжалась гигантским бюджетом, а ушла, как Сталин, в одной рубашке.

— Все помнят, какой резонанс вызвало ее предложение передать коллекцию импрессионистов из Эрмитажа в Москву…

— Так она была права! Ирина Александровна говорила о необходимости восстановить Государственный музей нового западного искусства, объединить коллекции Щукина и Морозова. Ликвидация музея была колоссальной ошибкой советского государства. В этом была идея, а не в отъеме импрессионистов у Петербурга.
Так уж случилось, что у нас две столицы… Хотя наивно думать, что Питер может соревноваться с Москвой. Москва — мировой мегаполис, как Нью-Йорк или Лондон. Но почему было не договориться: полгода картины выставляются в Москве, полгода — в Питере? К сожалению, таких людей, как Антонова, больше нет. Не с кем договариваться.

Говорю об этом с болью, как человек, выпустивший легион талантливейших детей, из которых работают в лучшем случае трое. Остальных просто погубили, потому что на местах сидит серость, которой ничего не нужно.

Беседовала Лариса Царькова, журнал «Панорама»