Что Вольф Мессинг знаменитый и т. д., во дворе узнали все. Еще бы, об этом грамотным и даже полуграмотным сообщила афиша, приклеенная на столбе перед домом. Хочешь, не хочешь, а прочтешь:
«Вольф Мессинг — знаменитый, всемирноизвестный (да, так и было написано!) иллюзионист».
Так что надпись читалась на одном дыхании. Так же, как и приписка:
«А Валька ананист (и эта надпись воспроизведена точно)».
Сначала мои соседи на выступления этого самого иллюзиониста идти не собирались. Во-первых, они видели одного иллюзиониста в парке Шевченко, а во-вторых, они уже были в филармонии, и там им не понравилось.
Так что, судя по всему, гастроли Вольфа Мессинга прошли бы без участия тети Маруси и компании. И как бы он это пережил? Но скрипач из оркестра этой самой филармонии Фельдман, умудрившийся побывать на репетиции иллюзиониста, начал рассказывать о нем такие чудеса, что ему абсолютно никто не поверил. Ни единому слову! Поэтому в назначенный час вся компания была в зале, причем, далеко не в последних рядах.
При этом все скептически улыбались и делали вид, что забрели сюда совершено случайно. Шли мимо и…
Концерт начался неожиданно. На освещенную сцену под нерешительные аплодисменты вышел тощий, небольшого размера пожилой еврей. Руки его слегка тряслись, а волосы были вздыблены. Зато глаза сверкали. В общем, великий и известный вид имел не генеральский.
— Холоймыс на ватине! — молвила мадам Комбайнерова. Как видите, за те несколько лет, что прожила она в нашем дворе, мадам вполне овладела государственным языком этого самого двора.
Произнесла она это негромко. Но гастролер услышал и поманил ее на сцену. Мадам идти не захотела, но почему-то пошла. За ней на сцену попали, как потом выяснилось, против своего желания еще несколько человек, в том числе и сам товарищ Гробостроев. Кстати, начальник главка. И Комбайнерова. Комбайнеров ринулся скорее за ним, чем за женой, но его, пока, не пустили.
— Вы еще выступите! — пообещал ему Мессинг.
Пока же все, вышедшие на сцену, были назначены какими-то животными. И началось…
Кто-то пытался взлететь и кукарекал, кто-то полз по-пластунски, изображая змею… После каждого «номера» Мессинг освобождал «актера» от его обязанностей и отпускал в зал.
Мадам Комбайнеровой выпало быть свиньей. Ох, как будто она в этом образе и родилась! Ее номер встретили прямо-таки овацией. Что интересно: возвращаясь в зал, мадам не понимала, почему ей так бурно хлопают.
Но муж ей все рассказал! Не без удовольствия.
Наконец, на сцене остался только товарищ Гробостроев, назначенный собакой.
Ох, что он вытворял! Это только товарищ Комбайнеров знал, что ничего нового. А зрители? О, они получили полное удовольствие и от лая, и от визга. А когда товарищ Гробостроев стал вынюхивать ножку рояля, все затаили дыхание. Но сполна насладиться залу не дали. Не успел Гробостроев задрать в нужном месте ногу, как его освободили.
И опять овация!
Только Межбижер не хлопал. Он писал.
— Что это было? — спросил Гробостроев, проходя мимо Комбайнерова.
— А-а, еврейские штучки! — дипломатично ответил тот.
И опять иллюзионист услышал.
— Попрошу на сцену! — воззвал он к Комбайнерову и глянул тому в глаза.
Невидимая сила поволокла товарища Комбайнерова пред светлые очи всего зала.
— Еврейские штучки, говорите? — переспросил высоким голосом Мессинг. — О, сейчас все увидят настоящие еврейские штучки!
— Семь сорок! — объявил фокусник залу. — Исполняет товарищ… Комбайнеров!
Не успел Комбайнеров удивиться тому, что гастролеру известно его имя, как ноги сами пустились в пляс, а изо рта вырвалась мелодия, которая, чего греха таить, в исполнении Комбайнерова звучала несимпатично. Но как он плясал! Весь зал, даже сержант Гениталенко, словно в едином порыве, стали прихлопывать в такт.
Но вот танец закончился, и Комбайнерову разрешили вернуться на место. Сделал он это с трудом, ибо в проходе его останавливали зрители явно семитского происхождения и с чувством жали руку. Удостоился он рукопожатия и от товарища Гробостроева.
— У меня бабушка тоже еврейка! — шепнул при этом Гробостроев.
Но Межбижер услышал и занес в блокнотик и «еврейку», и «тоже».
А выступление Вольфа Мессинга продолжалось. Он называл числа, записанные желающими на заветных бумажках. Перемножал и делил их по желанию зала, нашел часы, украденные прямо перед концертом у одного завмага. При этом нашлось дело и сержанту Гениталенко, арестовавшему вора и охранявшему того до приезда наряда.
Потом артист объявил, что станет угадывать мысли. И пошел по залу в поисках желающих. Но тех пока не было.
Дядя Петя, твердо знавший, что никаких мыслей у него не имеется, сидел, в отличие от соседей, спокойно, даже безмятежно. Как вдруг Мессинг взял его за руку.
— … мать! — подумал дядя Петя! — Ни … себе!
— Стыдно так выражаться, молодой человек! — ответил артист.
— А я что? — испугался дядя Петя.
— Сейчас, вроде, ничего! — ответил Мессинг.
— Так на…, то есть, зачем меня в фокусе показывать? — взмолился дядя Петя. — Лучше ее! — и он скосил глаз на тетю Риву.
— Ой, боюсь, что тогда вам не поздоровится!
Дядя Петя испугался и совсем сник. Иллюзионист сжалился и отпустил его руку. Но тут же взял за руку тетю Марусю.
— Задумайте что-то! — попросил он ее. — Впрочем, вижу, что давно задумали. Тогда пошли?
И Маруся пошла за ним. Вернее, это иллюзионист пошел за тетей Марусей.
И дошли они до Межбижера. И тому стало страшно. И он лихорадочно жевал вставными зубами свои записи. Когда Маруся с Мессингом приблизились уже вплотную, Межбижер сглотнул последний комок.
— Записки в животе читать трудно! — сказал артист Марусе, — но вы правы — этот человек сволочь.
— Я буду жаловаться! — хотел завопить Межбижер, но почему-то передумал. И вопить, и жаловаться.
— Вы довольны? — спросил Мессинг у Маруси.
— Еще как! — ответила та.
В зале не совсем поняли, что произошло, но неуверенно захлопали.
А потом настала очередь мадам Берсон. Вернее, сперва тети Ани. Она вызвалась спрятать какой-то предмет так, что фокусник ни за что его не найдет. Предметом этим она избрала обыкновенную копейку, а местом хранения ягодицы мадам Берсон. Нет, не подумайте чего. Просто, копейку тетя Аня подложила под саму мадам. Та поерзала для удобства и застыла. Тогда из-за кулис позвали иллюзиониста. И повторилось то, что и с Марусей. Мессинг взял тетю Аню за руку и повел ее по залу. При этом приговаривал:
— Что-то вы жадная. Нет, чтоб хотя бы рубль положить…
Тетя Аня начала плести что-то насчет низкой зарплаты уборщицы.
— Это на трех-то работах?
Тетя Аня сразу пожалела, что вызвалась в участники.
Тем временем подошли к мадам Берсон.
Та сидела, как каменная баба у археологического музея.
— Мадам, встаньте! — предложил артист.
Но мадам решила не вставать до последнего.
Вдруг она почувствовала, что у ног ее копошится мышь. Мадам издала вопль, который потом позаимствовала сирена «Титаника», и вскочила.
Мессинг взял монету и показал ее залу.
Зал зашелся в овациях.
Концерт закончился. Домой шли притихшие.
— Как у него получается? — спросила тетя Рива у тети Маруси.
— По-моему, он и сам этого не знает! — ответила тетя Маруся. И зачем-то добавила, — бедный…