История 9. Про войну

Учительница истории решила организовать в школе музей боевой славы. В кабинет истории привезли стеклянные витрины. Экспонаты для музея собирали не один год, ученики, учившиеся еще до нас. Кто-то приносил фотографии из домашнего архива, кто-то солдатские письма-треугольники и боевые награды: почти в каждой советской семье были участники Великой Отечественной войны.

Особой гордостью музея стала проржавевшая каска, найденная школьниками старших классов во время похода в горы. Школьный художник на одной из стен кабинета истории нарисовал схему Битвы за Кавказ. Это было одно из самых кровопролитных сражений Великой Отечественной войны. Наши детские сердца замирали, когда мы слушали, что благодаря Битве за Кавказ, наши войска смогли победить под Сталинградом. Взаимосвязь двух сражений, положила начало коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны.

На перемене Любовь Ананьевна, так звали учительницу истории, пригласила нас четверых в кабинет истории и предложила стать экскурсоводами в музее боевой Славы. Мы посовещались, немного поспорили и согласились. К тому времени мы уже многие дела делали только вместе. Учителя это знали.

Не помню, что досталось делать Гале, Люде и Свете, а мне поручили опросить адлерцев-Героев Советского Союза. Шестеро из них тогда еще были живы. Вот это-то задание я, как бы и провалила. Сейчас попытаюсь объяснить.

Все ветераны встретились со мною охотно. Кто-то принимал меня в домашней одежде, кто-то в праздничном мундире с медалями и орденами. Меня угощали чаем и предлагали холодный компот, было жарко. Люди, к которым я приходила были героями: летчики, разведчики, морские пехотинцы. Некоторые ушли на фронт добровольцами. Но все они о своем подвиге рассказывали не то чтобы одинаково, но каким-то газетным языком. Может быть, тогда было не принято рассказывать о житейских трудностях войны, может быть, им было неудобно хвастаться, а может, из-за многочисленных встреч с пионерами, у них уже сложился один и тот же рассказ, в котором они не хотели ничего менять. Или я не смогла их разговорить. Я не знаю. Я послушно записывала все что мне говорили, но каким-то детским чутьем понимала, что пишу не то и не так. Но исправить ничего не могла.

Тогда все они казались мне очень старыми. Годы спустя я часто думала: судьба мне подарила уникальную возможность узнать о войне от людей, которые сами принимали в ней участие. Им было всего-то по 50 — 60 лет, они все помнили, а я ничего не смогла услышать!

Только один раз, на мое надоедливое: «Ну вспомните, пожалуйста, что-нибудь интересное!», один из ветеранов грустно сказал: «Ничего интересного на войне нет. Война — это очень страшно, девочка!»

Я была впечатлительным ребенком и запомнила его слова. До сих пор одним из лучших стихотворений о войне, я считаю коротенькое четверостишие Юлии Друниной:

Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

А людей, о подвиге которых мы рассказывали в своем школьном музее Боевой Славы, мне хочется вспомнить поименно:

Герой Советского Союза Войтенко Стефан Ефимович, 1909 —

Герой Советского Союза Гаранян Эрвант Георгиевич, 1903 —

Герой Советского Союза Дибров Кирилл Селиверстович, 1914 —

Герой Советского Союза Клименко Трофим Михайлович, 1919 —

Герой Советского Союза Мелетян Арутюн Рубенович, 1925 —

Герой Советского Союза Нагульян Мартирос Карапетович, 1920 —

Герой Советского Союза Худяков Иван Степанович, 1913 —

Полный кавалер ордена Славы Трубачев Михаил Григорьевич, 1920 — 2011.

Почти все они похоронены в Адлерском районе города Сочи.

История 10. Как исчерпываются конфликты

Наши учителя вопрос кому и с кем сидеть за партой, решали по-разному. Некоторые из них рассаживали нас как малышей: мальчик с девочкой, и только за те парты, которые укажут они.

Другие, напротив, говорили, что мы люди взрослые и можем сидеть где хотим. Разумеется, второе нам нравилось больше. Мы вчетвером старались сесть, как можно дальше от учительского стола, и на самых скучных уроках умудрялись играть в слова, крестики-нолики, морской бой.

Самую интересную игру придумала Галя. Играли в нее на географии. Загадывалось какое-нибудь географическое название, и все искали эту точку на карте. Если задание было сложным и все сдавались, загадавший начинал подсказывать: какое полушарие имеется в виду, какой материк, и вообще, о чем идет речь — о реке, городе или горном массиве.

На русском я сидела на второй парте, с мальчиком Вовой, и из-за этого сильно злилась. Учительница русского языка рассадила нас по старинке, как в начальной школе: мальчик с девочкой.

Вова один в классе носил большие круглые очки и, поэтому казался очень интеллигентным мальчиком. Но я-то знала, что это не так. Вова любил подкладывать мне кнопки на стул и дергать меня за «хвост». Его любимой шуткой было поменять мне пасту в ручке. Если меня вызывали к доске, то он вытаскивал из моей ручки синий стержень и менял его на красный. Я садилась на место, начинала писать под диктовку учительницы и с ужасом видела, что пишу красным цветом. Эти начатые буквы мне приходилось замазывать синей пастой — выходило очень неряшливо. Русский язык, итак, был единственным предметом в школе, с которым я никак не могла подружиться, а тут еще эта паста! Еще я злилась на себя — пора бы уже запомнить эту шутку, и проверять ручку прежде, чем начать писать. Но к следующему русскому, я снова забывала и про ручку, и про пасту.

Но на этом мои горести не заканчивались: у Вовы дома был настоящий «живой уголок», и некоторых своих питомцев он иногда приносил в школу. В его парте, то скреблась черепаха, то, пытаясь вырваться на волю, как сумасшедший, носился хомячок. Восторга это у меня не вызывало.

Однажды, вернувшись от доски на свое место, я увидела на стуле банку. Банка была закрыта полиэтиленовой крышкой, утыканной дырочками, проделанными гвоздем. Внутри банки сидела… змея! Я оцепенела.

Увидев страх в моих глазах, подошла учительница, взяла банку.

— Ой, какой миленький ужик! Марина, видишь желтые пятна на голове? Значит — это уж, а не змея. Володя, где ты его взял?

— Вчера с отцом на речке нашли! Мама не разрешила оставить.

— А что ж ты его мучаешь, в банке? Надо отнести опять на речку и выпустить.

Она посмотрела на нас внимательно и сказала:

— Вот с Мариной и отнесете.

Я поморщилась.

— А можно я отнесу? — закричала, увидев это Галя.

— Я! Я! — всполошились все остальные.

—  Все успокоились! Ужа относят Марина и Володя. И не радуйтесь, — повернулась она к нам, — чтоб до математики успели!

— А я и без Маринки могу! — буркнул Вовка.

— Нет! Только вдвоем.

И мы пошли. Мне очень не хотелось идти с Вовкой и его ужом. Но с учительницей не поспоришь.

— А у меня еще рыбки есть! — зачем-то сказал Вовка, как только мы отошли от школы.

— А мне котенка не разрешают оставить, — зачем-то ответила я.

— Да ты, не расстраивайся! Ты попроси их очень-очень, они и разрешат.

— Нет, не разрешат!

Вовка посмотрел на меня внимательно:

— А ты мне казалась такой воображалой!

Кем казался мне Вовка, я уточнять не стала, чтобы его не обидеть.
Мы дошли до речки, отпустили ужа и вернулись в класс за несколько минут до звонка на перемену.

Учительница посмотрела на нас внимательно и спросила:

— Ну что, конфликт исчерпан?

— Исчерпан! — счастливо ответила я
.
Уж я то знала, что кнопки Вовка мне больше подкладывать не будет!