В 1972 году у нас в институте была трёхмесячная практика на заводах, и мы с ребятами решили поехать в Усолье-Сибирское. Мы выбрали этот медвежий угол из-за близости к Байкалу, а побывать на Байкале летом, бесплатно, да ещё в своей студенческой компании — что могло быть прекрасней?

В начале мая, когда я уже сдал экзамены за четвёртый курс и заканчивал последние приготовления к поездке, в Ленинград неожиданно приехал Герман, муж моей тётки Фиры. Фира, средняя сестра моей матери, работала в нашей школе учительницей, а затем в 1960 году вышла замуж и уехала в Закарпатье, в Мукачево.

У её мужа была непростая биография. Он жил в Мукачево до войны (тогда это была чехословацкая территория), у него были жена, дети. Но во время войны вся семья попала в концлагерь и выжить удалось только Герману. В 1962 году я проводил лето в Мукачево и увидел своими глазами, что представляет собой еврейский религиозный дом. Посуда была разделена на мясную и молочную (разок я схлопотал хорошую затрещину, попытавшись поставить молочную чашку на мясную скатерть), ни о какой колбасе из магазина не могло быть и речи, кур покупали живыми на рынке и несли к еврею-резнику… Было нелегко вписаться в эту обстановку после трефного Ленинграда, но это было, в общем-то, интересно. Герман, не имевший своих детей, очень хорошо ко мне относился, и, хотя он не любил вспоминать о концлагере, мне удалось вытянуть из него рассказ о том, как ему чудом удалось выжить.

Ближе к концу войны в Освенциме вдоль шеренги заключённых ходил немец и указывал пальцем на тех, кому следовало выйти из строя. Палец указал на Германа. Он вышел из строя, подумав, что сейчас его отведут в газовую камеру, и, когда немец отвернулся, шагнул назад. Пересчитав отобранных заключённых и недосчитавшись одного, немец пошёл назад, внимательно вглядываясь в лица. Остановившись около Германа, он неуверенно посмотрел на него, приказал выйти из строя и отошёл. Герман опять шагнул назад. Когда немец опять вернулся, от его неуверенности не осталось и следа. Он приказал Герману выйти из строя, сильно ударил по лицу и сказал, что застрелит, если тот посмеет шутить с ним. Осознав, что терять нечего, Герман подчинился. Немец отвёл их на кухню офицерской столовой, где надо было чистить картошку и выполнять другую работу. Питаться там можно было, по лагерным понятиям, роскошно. Как выяснилось, остальных заключённых, не отобранных этим немцем, отправили на медицинские эксперименты, и они погибли в страшных муках.

После войны Герман вернулся в Мукачево, так как у него был там свой дом. Но Советская власть дом у него отобрала, и он понял, что оказался не там, где надо. В шестидесятых годах, когда почти все верили в социализм, он доказывал моей матери и тёткам, что в СССР с людьми обращаются как со скотиной. Они пытались возражать, указывая на бесплатное образование, бесплатную медицину, но Герман отвечал: «Правильно. Хозяин будет бесплатно лечить, учить и даже кормить скотину — она же на него работает. А он, когда хочет — стрижёт её, когда хочет — доит, а когда хочет — посылает на бойню». В начале шестидесятых эти слова звучали дико, потребовались долгие годы, чтобы убедиться, что Герман был совершенно прав.

Продолжение следует