Вы так прелестно улыбнулись,
что чувства лучшие проснулись
в моей измученной душе.
И я подумал: В неглиже
её ведь кто-то созерцает…
От зависти изнемогает
мой взгляд и сердце в тон ему.
Мадам, скажите, почему
Вы так божественно прекрасны?
Кто Вас окутал негой страстной?
И очи Ваши не забыл
и той же негой напоил?
В зрачок вложив искрУ лукавства,
и мягкость женского коварства, —
то, что не ранит — умилит,
волненьем лёгким наградит.
А губы? Вот была бы встреча!
Вам руки опустив на плечи
с устами Вашими сойтись.
По шее пальцами пройтись.
И ими же груди коснуться,
себя щипнув, чтобы проснуться,
и осознав, что Вы — не сон,
не сдерживать ни вздох, ни стон,
Вас обнажая, но не страстно,
а медленно, легко, чуть властно.
Изнежить лаской Ваше тело
и свято верить, что хотело
оно годами рук моих,
и что в объятиях иных,
Вы лишь притворствовать могли.
Что судьбы наши нас свели —
сегодня, в этот миг волшебный,
когда Ваш облик совершенный
навеки мною завладел.
Поверьте, Вас так не хотел
никто ещё на свете белом.
Я покорён — и Вашим телом,
и золотых волос венцом,
но более всего — лицом,
которое всегда лучисто.
И магией улыбки чистой
я очарован навсегда.
Вы — моя радость и беда.
Беда — поскольку Вы не вечны.
А радость в том, что безупречны
и предо мной обнажены.
Нам губы для того нужны,
чтоб душу с плотью сочетать
и чувств гармонию познать…