А ты отрекся, Пётр, а ты отрёкся!
В толпе укрывшись, смотришь на кресты.
И тьмою день нисанов заволокся.
И Он взглянул с казнящей высоты.
Так надо было. Это Он задумал.
/ А петухи в душе ещё слышны!/
А стражник усмехается угрюмо.
И злей, острее запахи весны.
Учитель задыхается, белеет.
Сейчас он прохрипит: «Или;, или;.».
Твоя душа и это одолеет?
Куда девались все, кто рядом шли?
И ты - Его опора? Ты - смиренный,
ты — зрительствующий с глухой тоской? -
мучительно ли кровь бежит по венам?
Легко ль стирать испарину рукой?
И не придёт вовек успокоенье —
/всё ночь, всё петухи, трикраты «Нет / -
пусть именем Его назвать ученье
сейчас — в толпе — себе даёшь обет.
Матфей и Иоанн подходят ближе.
Что ж, с чувством локтя легче хоть чуть-чуть.
Старушки, мытарь и мальчишка рыжий,
понятен этот день — декор и суть?
А воины привычно оттесняют.
Ещё толпа затопчет, покатясь.
А петухи — оглохни - не стихают!
И всё прочнее с Иисусом связь.
Сияюще — зияющее время
берёт тебя за плечи и ведёт.
Томит первоапстольское бремя.
И знает только Он, что завтра ждет.