Почему мы так любим животных?

Мы их победили. Они избегают нас. Они прячутся.

Мы по всем правилам оккупировали их территорию.

Непокорных и крупных истребили.

Покорных и слюнявых загнали в курятники и в псарни.

Мелких и пушистых рассовали по квартирам, чтоб было на ком лежать утомлённой руке. Совсем мелких загнали в подполье, где они пищат и грызутся.

Тех, кто в дорогих шубках, — размножаем, откармливаем, измеряем линейкой, затем снимаем их шубы и надеваем на себя.

Конечно, это грабёж. Но мы так не считаем.

Мы считаем, что нам жить важнее, чем им.

Ибо мы: во-первых, атом разобрали и получили из него бомбу.

Потом автомобили бензиновые быстроходные, чтоб стоять в пробках и на перекрёстках. Потом мы… Что ж ещё… Непрерывно общаемся друг с другом по телефону, от этого неимоверная ненависть возникает вместе с дружбой, ибо спрятаться негде.

Потом мы играем в футбол со всем миром, где на трибунах либо огромная злоба, либо дикое ликование с кровью и потасовками в зависимости от количества голов.

Потом мы летаем очень быстро и не видим ни хрена внизу, где размещаются наши территории, отвоёванные у зубастых и пушистых.

Летаем мы вместе с нашими тётками, одетыми в ворованные у соболей шубы и в ворованные у быков туфли.

Ничего не меняется от того, что мы взлетели или сели.

Всё выглядит одинаково, и сам полёт не отличается от сидения перед полетом, чем мы очень гордимся, и, прилетая туда, куда не очень хотелось, садимся точно так же и едем, в общем, туда же, где опять садимся или ложимся, чтоб вечером опять идти туда, где опять садимся.

То есть мы либо садимся, либо ложимся, чем очень гордимся…

Ещё у нас есть фестивали кино, фото и писчебумажные, одинаковые по годам, по местам и по произведениям, чем мы очень гордимся, хотя победителей не перевариваем и не знаем, почему они победили и почему мы их не перевариваем.

Есть звёзды, которые не переваривают публику, а публика держит их, оккупированных пушистиков, чтоб рассматривать, как они едят, совокупляются и на что живут, подбрасывая им деньги, чтоб были лучше видны и не протестовали против совокуплений на подиуме. Этот главный интерес и удовлетворяется кино, ТВ, газетами, злобно кричащими из-под кровати: «Мне плохо видно!».

Есть ещё армия и солдаты, хорошо одетые, вооружённые и не совсем сытые. Сидят на базах и в лесах, готовые к уничтожению солдат в другой одежде. Если их долго не использовать, будут бить своих, чтоб не терять форму.

У побеждённых чешуйчатых и пушистых мы постепенно заимствуем полигамность. Только оглянувшись назад, знакомишься с половым партнёром.

Конечно, никакой волк или лев не оставляет после полового акта львице баранью ногу или пару копеек на расход. Но это нравы диких. Они исчезли вместе с дикими.

Конечно, рычание, завывание, драки и укусы современных животных вызывают смех у разработчиков беспилотников и ковровых бомбардировок.

И смех правильный. Только таким способом можно уравнять нас и продовольствие. Потому что дорогую спортивную мощную машину чтоб разогнать, надо уже не животных, а нас давить… Нас надо убрать с дороги… Она низкая, ей трудно давить человека. А 350 км/час надо. Приходится пускать впереди бульдозер с экипажем и без громкоговорителя. Пусть едет точно по маршруту… Трассу нужно очистить. Этим мы гордимся.

Рай для отдыха у нас старомодно изображают в виде пляжа и пальм. Хотя этого всего почти не осталось. Там непрерывно отдыхают победители на войне, на бирже, на кинофестивале.

Толпа сгущается, сдвигается и телами рушит кирпичные стены.

Полиция пока сзади, но скоро будет в первых рядах борьбы за существование.

И мы, вместо того чтобы пережениться, перебьем друг друга, не прекращая общения в Facebook и блоги с разоблачениями.

А наши остатки залезут в берлогу и попросят убежища у тех, кто там ещё жив, чтобы согреться и душу излить.