Арсений Александрович Тарковский — явление в отечественной поэзии середины XX века. «Первые свидания» написаны по впечатлениям юности, звучат в авторском исполнении в кинофильме «Зеркало» Андрея Тарковского, сына поэта.
Стихотворение написано в 1962 году. Его автору исполнилось 55 лет, и он впервые получил разрешение на публикацию своей книги «Перед снегом». Посвящено первой любви поэта — Марии Фальц. Она была постарше, жила в большой бедности, слабого здоровья. Спустя несколько лет умерла. Это мучительное чувство не отпускало поэта всю жизнь, стало не просто эпизодом из юности, а символом судьбы, тайны любви, смерти. По жанру — любовная лирика с философским подтекстом, по размеру — четырехстопный дактиль с перекрестной и смежной рифмой, 5 строф.
В стихотворении любовь становится тайной бытия, физические ее аспекты преодолеваются, но никуда не исчезают, смертное словно приобретает качества бессмертия. Соединение двух душ выводит любящих за пределы времени и пространства, во всяком случае, из эпохи, в которой они сейчас существуют — точно. Чувство как момент наивысшей свободы. На задний план уходят заботы о материальных благах, еда и кров — и те становятся не важны, а каждый будничный предмет словно приобретает новое измерение, все живое и неживое участвует в происходящем. Однако следом неизбежно крадется судьба, бессмысленная, разрушительная, от которой не спрятаться. Она настигает всех — и вдребезги разбивается сфера в руке возлюбленной. Конец ли это? Поэт считает, что память не даст исчезнуть чувству.
Все стихотворение пронизано сравнениями любви с совершением служения. Он возвращает любви, часто поруганной, доведенной людьми до низменного состояния, отблеск священного. Поэт словно венчается со своей возлюбленной. Впрочем, не в храме, а в бедной комнатке в маленьком городке у реки в далеком 1923 году. «Одни на целом свете». Лексика возвышенная, интимная, трепетная. Любимая становится царицей, он — ее служителем. Россыпь метафорических сравнений: ты смелей и легче птичьего крыла, вода стояла, как на страже, города, как миражи, как сумасшедший. «Дерзновенно мое благословенье»: то есть, имеет силу. Прием инверсии: настала ночь, дымились горы, ложилась мята. «Небо развернулось»: антитеза библейскому Апокалипсису, где небо, наоборот, свернулось, как свиток. «Нас повело неведомо куда»: здесь предчувствие конца, пропасти, приближения судьбы.
Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» —
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — боже правый! — ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало царь.
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин, — когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.